– Здравствуйте, мы вынуждены повторить проверку одного из ваших служебных помещений! – непререкаемым тоном сказала я директору, который до нашего вторжения мирно пил чай с баранками и прочими хлебобулочными изделиями.

Словно холостой выстрел, треснул раскушенный сухарь.

– А шо шлушилошь? – роняя крошки, спросил директор.

Орлиный нос его с нашей прошлой встречи нисколько не изменился, а теперь к нему добавились и совершенно птичьи, круглые глаза.

– К сожалению, при расшифровке показания нашего прибора определили в воздушном пространстве за окном вашей бухгалтерии превышение допустимого уровня энергоемких эфирных субстанций! – веско сказала я.

Вадик за моей спиной смешливо хрюкнул. Ирка, не растерявшись, сцапала с директорского блюдца баранку и затолкала ее в рот давящегося сдерживаемым смехом оператора.

– Я провожу вас! – директор выпорхнул из-за стола и промчался к двери, обогнув по крутой дуге грозно сопящую Ирку, в халате и маске похожую на одетого в белое Дарта Вейдера из «Звездных войн».

Словно по команде, мы развернулись на месте и зашагали в бухгалтерию. Теперь, когда впереди бежал директор, отряд двигался в том боевом порядке, который римские легионеры называли «свиньей».

– Попрошу всех очистить помещение! – строго сказала я бухгалтершам.

– Живо, живо! – зашипел орел-директор, подгоняя дам судорожными взмахами крыльев.

– Вы тоже, – сказала я директору. – Закройте дверь и удалитесь на расстояние не менее десяти метров, желательно – в помещение с огнеупорной дверью.

Подавившись крошкой, закашлялся Вадик.

– Крайне желательно! – неожиданно поддержал меня Ромашка.

Тон у него был сварливый, красные глаза воинственно сверкали.

Вадик поспешно поставил на ближайший стол камеру, после чего согнулся в астматическом припадке и, задыхаясь, опустился на пол.

– Живо, вон отсюда! – рявкнула я на обалдевшего директора и подбородком показала на корчащегося на полу оператора. – Или вы хотите стать следующей жертвой?

Директор шустро попятился к двери. Вадик, откровенно наслаждающийся ролью жертвы, слабым голосом сказал в спину отступающему:

– Кажется, в этой баранке было слишком много энергоемкого зефира!

– Не зефира, а эфира, балда! – с досадой поправила я, прислушиваясь к топоту ретирующегося директора.

Я надеялась, что поиски онеупорной двери уведут гипробумовцев достаточно далеко, и нас никто не подслушает.

– Какая разница – эфир, зефир? – Вадик, отряхиваясь, поднялся на ноги. – Все равно, чушь полная!

– Полная скрытого смысла! – я немного обиделась.

– Тихо, вы! – шикнула на нас Ирка, прислушиваясь к голосам, шепчущим нечто лишь ей одной.

Она плотнее прижала к голове наушники и скосила глаза. При этом ее тяжелый невидящий взгляд уперся в лоб Вадика. Выглядело это пугающе. Вдобавок, елозя по голове наушниками, Ирка безобразно взлохматила себе волосы и в результате обрела вид классической полоумной сивиллы, готовой пророчествовать.

– Пожалуйста, не надо на меня так смотреть! – оператор перестал улыбаться, поежился и потер лоб.

– Они поделили последний кусок пиццы! – с легким завыванием возвестила Ирка.

– Что она хочет этим сказать? – тревожным шепотом спросил меня Ромашка, видимо, полагая, что пророчество нуждается в толковании.

– Дураку понятно, что! – вскричала сивилла нормальным человеческим голосом с легким оттенком бешенства.

– Среди нас дураков нет! – обиделся Вадик.

– Вы идиоты! – Ирка закипела. – Я говорю, они сожрали пиццу, значит, сейчас перейдут в спальню! Ну, что я сказала!

В одном из окон квартиры Джулькиного хахаля свет погас, в другом загорелся. Я приникла к биноклю в нижнем ярусе мегабласта.

– Все, музыку включили, разговоров больше не слышно, – Ирка стянула с головы наушники.

– Разговоров, похоже, больше не будет, Джулька уже раздевается! – сообщила я.

– Дай посмотреть! – мелкий Чашкин прыгнул ко мне, протягивая руку к оптическому прибору.

– Но-но! – я увела мегабласто-биноклевый гибрид в сторону, одновременно для острастки включив ревун. Мегабласт взвыл, как сирена воздушной тревоги. В глубине гипробумовского коридора что-то грохнуло. «Огнеупорная дверь», – мельком подумала я.

– Подвинься, – Вадик толкнул меня плечом, занимая наиболее выгодную позицию для съемки. – Эх, темновато!

Тут же, как по команде, в интересующей нас спальне врубили иллюминацию: люстру и три мощных студийных софита. Свет был направлен на широкую кровать.

– Спасибо, свет в норме! – благодарно пробормотал оператор.

– Далековато, наверное? – я привычно забеспокоилась о качестве картинки.

– Заехал – дальше некуда, и кое-что мне видно! – ответил Вадик таким довольным голосом, что я поняла: видно ему отлично!