К сожалению, этот прекрасный план пришлось изменить.

Ирка позвонила мне вечером. Мы с малышом как раз смотрели фильм про Буратино. На экране кот и лиса, ряженные разбойниками, безжалостно трясли деревянного мальчишку, некультурно называя его паршивцем и настойчиво допытываясь, куда он дел четыре золотых. Масяня хмуро смотрел на это фискальное безобразие и все чаще недобро поглядывал на кота Филимона, имеющего большое портретное сходство с толстомордым Базилио. Я предвидела, что бедняге Филимону предстоит сполна ответить за грехи киношного собрата, и заранее жалела кота. Он переехал к нам всего на три недели, на время тотального ремонта в квартире соседки, и еще не успел привыкнуть к тому, что сразу после утренней побудки Масяня принудительно вовлекает его в подвижную игру «Охота на тигра». Роль тигра почетна, но беспокойна — в процессе охоты Мася задействует весь арсенал своего игрушечного оружия. Отчасти благодаря этому, отчасти из-за того, что толстый кот убегает от преследования недостаточно быстро, Масина охота неизменно проходит удачно. «Тигра» всегда удается завалить, и остаток дня он лежит на ковре в состоянии, среднем между глубоким обмороком и летаргическим сном.

— Не обижай Филю! — предупредила я Масю, встав с дивана, чтобы подойти к телефону.

— А это не слепой кот? — с надеждой спросил ребенок, склоняясь над спящим зверем.

— Слепой, глухой, немой и парализованный! — хмыкнула я.

— Дзи-и-инь! — нетерпеливо повторил свой призыв телефонный аппарат.

— Иду! — я сняла трубку. — Да!

— Крекс-пекс-фекс! — командным голосом гаркнул Масяня в шерстистое кошачье ухо.

Волшебные слова чудесным образом оживили полумертвого карликового тигра. Он высоко подскочил и понесся в кухню, цокая когтями в беге по прямой и скрежеща ими на поворотах.

— Держи его! — восторженно завопил маленький разбойник и побежал следом.

Я вовремя распласталась по стеночке, пропустила мимо себя кавалькаду и повторила в трубку:

— Алло, я слушаю вас!

— У-у-у-у! — из динамика послышалось жалобное завывание. — А-а-а!

— Добавьте согласных, — попросила я, настороженно прислушиваясь к происходящему в кухне.

Там с грохотом упала деревянная табуретка, послышался радостный визг и что-то разбилось.

— Я-а-а-а…

— Перезвоните, когда надумаете поговорить! — Я хотела повесить трубку, но не успела.

— Ле-е-енка! У-у-у! — прорыдала Ирка. — Я в отчаянии! Моржик… Он опять!

— Играет в зайчика? — догадалась я.

— Хуже! Теперь он ласточка! Как тебе?

— Ласточка?!

Я представила себе Моржика, проносящегося над постелью в бреющем полете, и потрясла головой.

Стремительные ласточки прежде никогда не казались мне особенно эротичными созданиями, хотя ведь и они как-то умудряются размножаться…

— Да, пока Моржик был в ванной, я проверила его мобильный и обнаружила такое сообщение: «Завтра в 18.30, ласточка, сделаем это у фонтана!»

— В восемнадцать тридцать в октябре еще светло, а у фонтанов в жару многолюдно, — заметила я. — Какие смелые ласточки! Делают «это» белым днем в месте массового скопления народа! Вроде я раньше не замечала за Моржиком склонности к эксгибиционизму!

— Это все она, эта дрянь, его тайная пассия, — мрачно сказала Ирка. — Она очень дурно влияет на Моржика.

— Тогда мы еще более дурно повлияем на нее! — заявила я, торопясь утешить расстроенную подружку.

— Набьем ей заячью морду? — с надеждой спросила обманутая жена.

— И повыдергаем птичьи перышки! — добавила я.

— Отлично! — Кровожадный энтузиазм вытеснил из голоса Ирки обиду и скорбь. — Значит, я заеду за тобой завтра в половине пятого. Мы сядем Моржику на хвост, проследим за ним, потому что иначе не найдем нужный фонтан, и накроем зайцевидных ласточек прямо на месте преступления против морали и нравственности!

— Завтрашний вечер обещает быть интересным, — без большого восторга пробормотала я, но подруга уже отключилась и моих слов не услышала.

Дверь квартиры, к которой я в процессе разговора удобно привалилась спиной, содрогнулась и затряслась. Думая, что это пришел с работы глава нашего семейства, я посторонилась и открыла дверь, но за ней стоял не Колян, а чокнутая бабка Светлана Михеевна со второго этажа. На ней были байковые пижамные штаны и большая, некрасиво растянутая трикотажная майка, под которой явственно виднелся бюст, конфигуративно вполне соответствующий майке. Когда-то Михеевна была красоткой, но те времена давно прошли, оставив пожилой даме на память о себе неистребимую привычку броско наряжаться. Штаны на Михеевне были ярко-зеленые, майка желтая, а на голове пламенел широкий красный ободок, похожий на кокошник. Он удерживал от эмиграции с полуголого черепа престарелой кокетки последние волосики, выкрашенные в насыщенный бордовый цвет.

Пробегающий мимо Мася при виде красно-желто-зеленой Михеевны остановился и громко, с радостной надеждой спросил:

— Мамочка, уже пришел Новый год?

— Нет еще, — ответила я и вопросительно взглянула на пришедшую вместо Нового года Михеевну.

Она была мало похожа на Деда Мороза и еще меньше — на Снегурочку. Бабка нервно притопывала ногой и похлопывала себя по расплывшемуся бедру пластмассовой мухобойкой.

— Опять грохочете?! — накинулась она на меня. — Я уже предупреждала, будете грохотать — милицию вызову! И грохочут, и грохочут, сволочи! Сколько можно грохотать?