Минут через пять все пальцы Марка сделались розовыми и блестящими, как сосиски в целлулоидной оболочке. Недоверчиво обнюхивая их, дежурный вернулся на пост и после недолгого колебания все-таки позвонил шефу охраны.

— Какого черта, Ляйтнер?! — с трудом опознав голос подчиненного, хрипло прорычал разбуженный шеф.

— Прошу прощения, херр Фальке, но вы велели докладывать обо всем странном и необычном, — почтительно напомнил Марк.

— И что же у вас странного и необычного? — язвительно спросил шеф. — Опять кто-то ворует с территории новогодние украшения?

— Наоборот, — возразил Марк.

То, что сверх обычной комплектации добавилось к камере номер пять, на новогоднее украшение походило мало.

— Кто-то обгадил объектив одной из камер наружного наблюдения!

— Как обгадил? — судя по голосу, шеф искренне удивился.

Марк вполне его понимал: ему тоже было бы очень интересно узнать, каким хитрым вывертом можно было исхитриться обгадить объектив камеры на трехметровой высоте!

— Кто обгадил? — продолжал любопытствовать окончательно пробудившийся шеф. — Птичка?

— Одна бы не справилась, — веско сказал Марк и потряс головой, прогоняя видение голубиной эскадрильи, прицельно бомбящей камеру номер пять соответствующей субстанцией из-под хвостов. — К тому же мне показалось, что это не птичий помет. По-моему, это собачье дерьмо!

— Вы такой большой специалист по дерьму, Ляйтнер?! — фыркнул шеф. — Собачье дерьмо, надо же такое придумать! Да где вы видели летающих собак?!

В этот момент из глубины здания, усиленный эхом, донесся пронзительный визг, превратившийся в обиженный скулеж. Звук шел сверху, что косвенно подтверждало легенду о летающей собаке.

— Ляйтнер! У вас там кто — собака?! — моментально напрягся чуткий херр Фальке. — Это она обгадила нашу камеру?!

— Я не знаю, — растерянно сказал Марк, устремляя смущенный взор на бетонное перекрытие потолка и напряженно прислушиваясь к звукам, поразительно похожим на собачий лай. — Я сейчас посмотрю! Спокойной ночи, шеф!

Он аккуратно положил трубку на рычаг и вышел из дежурки, нервно похлопывая дубинкой по бедру и морально готовясь к открытию сезона охоты на гадливых летучих собак.

Вальтеру Браунингу Третьему не повезло. Будь он не черной таксой, а белой болонкой или абрикосовым пуделем, люди, незаконно проникшие в кабинет начальника туристической редакции, заметили бы его раньше. Уж наверняка не после того, как один из них наступил ему на хвост тяжелым ботинком!

Ночные гости были вооружены фонариками, но водили лучами в основном по полкам и шкафчикам. В импровизированной собачьей конуре под столом было темным-темно, так что присутствие мирно спящего Вальтера Браунинга Третьего-Лишнего могло бы и дальше скрываться под покровом тайны, но под ногу одному из пришельцев случайно попалась бутылочка из-под снотворной водички. Пустая пластиковая тара смялась под пятой оккупанта с громким протестующим треском, словно это был сигнал к восстанию. Спящий Вальтер Браунинг хотя и не восстал, но дернулся, подставив второй пяте оккупанта кривой отросток, произрастающий на его пятой точке и с претензией именуемый хвостом.

Вероятно, впервые за всю собачью жизнь Вальтера Браунинга его куцый хвост сыграл значительную роль в истории. Плотный контакт собачьего хвоста и ботиночной подошвы имел своим результатом серьезное нарушение режима молчания: пес взвизгнул и заскулил от боли, а его обидчик выматерился, отпрыгнул в сторону и опрокинул стул, который в падении зацепил радиатор батареи парового отопления и таким образом внес свой вклад в сложную полифонию шумов.

— Тихо, лось! — шепотом прикрикнул на неуклюжего ночного гостя его товарищ.

— Сам ты лось, это собака! — нелогично, но горячо огрызнулся обруганный.

В следующий момент лосевидная собака получила добрый пинок, который запросто мог сделать ее летучей, если бы отрыву таксы от земли хоть сколько-нибудь способствовала исходная позиция, но на пути между собакой и стратосферой стояла крепкая столешница. Гулко стукнувшись о красное дерево, черная такса шлепнулась на пол, окончательно проснулась, негодующе взвыла и залаяла.

— Блин, заткни его, живо! — гневно прошипел собачьему обидчику его товарищ.

Лентяй и баловень Вальтер Браунинг Третий никогда прежде не подвергался более серьезному физическому наказанию, чем символический шлепок по попе полотенцем. Боль в помятых ребрах и отдавленном хвосте произвела разительную перемену в манерах добродушной собаки. Пес зарычал, развернулся в темном тоннеле под столом и ринулся на своего обидчика…

Марк Ляйтнер, высунувшийся в коридор второго этажа из кабины лифта, услышал в отдалении болезненный вскрик, шум удара и собачий скулеж. Звуки доносились оттуда, где по разные стороны коридора размещались редакция туристических программ и студия метеопрогноза. Со звериными воплями и прочими звуками агрессивной живой природы у Марка больше ассоциировались передачи о путешествиях, поэтому он сразу направился к вотчине херра Шванке — и не ошибся. Пластилиновая печать на двери туристической редакции была цела, сама дверь заперта, но в щель под ней отчетливо тянуло сквозняком. Проигнорировав дурацкую пластилиновую нашлепку, Марк открыл дверь своим ключом, опасливо заглянул в открывшуюся взору темноту, немного помедлил и включил свет.