– А повод? – спросила я, поднимаясь с пола, чтобы нервничающая Алка не наступила на меня, и неохотно принимаясь одеваться.

Джинсы помялись, майку неплохо бы сменить на свежую, но все мои вещи были дома, двумя этажами выше. Я грустно посмотрела на потолок и перевела взгляд на Алкин платяной шкаф.

– Слушай, ты не одолжишь мне один из своих сиротских сарафанчиков? – спросила я подружку.

– Нет! – Трошкина подпрыгнула и затопала ногами.

– Ладно, если тебе жалко, как-нибудь обойдусь. – Я неприятно удивилась, но не стала настаивать.

– Да не жалко мне! Вот, смотри! – Алка подскочила к шкафу, распахнула створки и вывалила на пол мягкий ком. – Видишь?

Она затрясла перед моим лицом серой тряпицей, густо усеянной коричневыми пятнышками, похожими на веснушки.

– Это что? – не поняла я.

– Это водный раствор марганцовки! – Алка отбросила в сторону веснушчатое серое платьице и схватила веснушчатое желтое. – И вот раствор марганцовки, и вот, и вот!

– Ты решила освежить расцветку?

– Это не я! – Разбушевавшаяся Трошкина сердитыми пинками затолкала крапчатые одежки под диван. – Я просто выстирала свои экологические наряды и вывесила их за балкон сушиться, а какая-то зараза прямо на веревках расстреляла их из водяного пистолета, заправленного крепким раствором марганцовки!

– Думаешь, это Василиса напакостил? – сочувственно спросила я.

– А кто же еще? Других таких вредителей в нашем подъезде нет!

На лестничной площадке громко хлопнула дверь, и Алка с мухобойкой наперевес понеслась в прихожую, торопясь осуществить перехват Василисы, который поскакал в школу. Через несколько секунд с лестницы послышались разноголосые вопли и звонкие шлепки.

– Нашла время нарушать режим молчания! – посетовала я, опасаясь, что воспитательная порка Василисы разбудит весь дом и привлечет к Алкиной квартире внимание тех, от кого я тут прячусь.

Через пару минут Трошкина вернулась, неся перед собой мухобойку, согнутую кочергой как надломленный цветок.

– Паршивец клянется, что он тут ни при чем! – сообщила она, сдув с глаз локон, выбившийся из-под косынки.

– Ты ему поверила? – хмыкнула я.

– Нет! Но мухобойка сломалась, а шлепать Ваську просто так я не смогла, – с сожалением сказала Алка. – У меня на ребенка рука не поднимается!

– С мухобойкой поднимается, а без мухобойки – нет? – не поверила я. – Какая интересная позиция!

Что-то такое зашевелилось в голове, насчет детей, на которых рука поднимается с ограничениями, но я не додумала мысль до конца. Слишком уж она была сырая.

– Завтракать будем? – отправив сломанную мухобойку в мусорное ведро, спросила Алка.

– А что в меню? – оживилась я.

– Холодные отбивные, я их вчера нажарила, как на свадьбу, – напомнила Трошкина.

– Давай отбивные, – согласилась я.

За завтраком мы вернулись к насущному.

– А вот скажи-ка мне, Трошкина, – как бы между прочим, спросила я, – запомнила ли ты адрес регистрации по месту жительства гражданки Коврижкиной?

– Еще бы не запомнить! У нее адрес такой, что его один раз увидишь – век не забудешь: улица Независимости, дом семнадцать, квартира семьдесят шесть!

Я перестала жевать и озадаченно посмотрела на подружку. Кто как, а я бы такой адрес забыла в один момент! Улица Независимости, дом семь… Или семнадцать? Уже не помню!

– Что же в нем такого незабываемого, в этом адресе? – осторожно поинтересовалась я.

– Ты что, школьный курс мировой истории забыла? – упрекнула меня бывшая отличница.

Я подавилась отбивной и воспользовалась этим, чтобы уйти от ответа. Мировую историю я в школе, конечно, проходила… Мимо проходила!

– В одна тысяча семьсот семьдесят шестом году была провозглашена независимость Соединенных Штатов Америки! – назидательно поведала мне противная зубрилка Трошкина.

– Америка-то тут при чем?!

– Ну ты, Кузнецова, дуб! – посетовала Алка. – Совсем не врубаешься? Улица Независимости, семнадцать семьдесят шесть! Как одна тысяча семьсот семьдесят шестой год!

– А-а-а, вот оно что! – протянула я. – Да, Алка, ты голова!

– Кстати, о моей прическе! Как тебе? – Трошкина сдернула с головы косынку, и на ее остренькие плечи упала лавина кудрей.

– Ой! Откуда это?! – изумилась я.

– Из парикмахерской, откуда же еще, – ответила Алка, отбрасывая новоприобретенную гриву за спину. – Не привыкла я еще к этим кудрям, все время в лицо лезут, пришлось даже в косынке спать…

– Трошкина, зачем тебе столько волос?

– Я же сказала, что решила окончательно и бесповоротно отойди от жалкого природничества! – рассердилась Алка. – Это ты со своими натуральными внешними данными можешь ратовать за естественную прелесть, а в моем случае глупо отказываться от могучих средств, накопившихся в арсенале современной индустрии красоты!