— Да этого, который на мопеде уехал! Борюсика! — Трошкина махнула лапкой вслед тарахтящему скутеру. — Я видела: Саша его за воротник взял, приподнял и к стеночке притиснул. А это нетипичный подход к проведению деловой встречи, не так ли?

— Для отечественного бизнеса — почти норма, — автоматически возразила я.

И тут до меня дошел смысл сказанного.

«Выходит, Алехандро вовсе не за тобой в театр увязался! — сделал неутешительный вывод внутренний голос. — У него тут какие-то свои дела были, ради них он и приезжал, а с тобой встречаться как раз не рвался, потому и убежал без оглядки».

Настроение мое сделалось черным, как дольчегаббановский плащ, и домой я вернулась мрачнее тучи.

— Вот твоя расческа! — сердито сказала я мамуле, которая с неведомой целью выгуливала по коридору свой воздушный шар с пиратской эмблемой.

— О, как раз кстати! — вскричала она, принимая парикмахерский стилет. — Спасибо, Дюшенька!

— Не за что, — мрачно ответила я, без промедления удаляясь к себе.

Ближайшие тридцать минут я собиралась посвятить рыданиям в подушку и размышлениям на тему: «Почему я нынче такая несчастная и кого за это нужно казнить». Непосредственно к казни я планировала приступить уже на тридцать первой минуте.

Я рухнула на диван, страстно обняла подушку и приготовилась издать первое тоскливое «О-о-о!», но тут на кухне за стеной что-то с грохотом упало, и послышался мучительный нечеловеческий стон.

Я непредумышленно упала с дивана в эффектном спецназовском кувырке, вскочила, споткнулась о подушку, вылетела из комнаты в крутом пике, зацепила плечом вешалку в прихожей, но все-таки опередила на пути в пищеблок хромоногого Зяму. Он прискакал следом за мной, распинав по углам свалившиеся с вешалки одежки. За закрытой дверью ванной загремели падающие флаконы, и в коридор выскочил папуля. Одна щека у него была розовая, а другая белая, вся в мыле.

— Что-о случилось? — трубным голосом проорала бабуля, внеся посильный вклад в общий переполох.

На кухне уже не стонала, а хрипела мамуля. Глаза у нее были огромные, в пол-лица, а вторую половину физиономии закрывала густая светло-голубая пена. С мамули запросто можно было писать портрет младого Синего Бороды! Я онемела, Зяма обалдело выматерился, а папуля сразу же скомандовал:

— Дети, «Скорую»!

— Тьфу! — звучно плюнула мамуля, уронив на пол клок пены размером с мочалку. — Воды!

Она повернулась к нам спиной и согнулась над раковиной. Зяма тоже наклонился, присмотрелся к пене на полу и повторно выматерился, ухитрившись из одних ругательств построить стройное вопросительное предложение. Я тут же озвучила его приблизительный перевод на русский литературный язык:

— Откуда берется эта гадкая пена?

Изначально пена шла из уст мамули, но гадость продолжала жить своей жизнью и после того, как они расстались: голубое месиво на полу шипело, шкворчало и увеличивалось в объеме!

— Басенька, ты как? — папуля устремился к супруге.

— Нормально, — пробулькала она, плещась, как уточка, и фыркая, как морж. — Всё в порядке. Если, конечно, не считать того, что меня пытались отравить!

— Зяма, «Скорую»! — повторил папуля, однозначно прореагировав на слово «отравить».

Он не забыл прошлогоднюю историю с отравлением меня и мамули бледными поганками — тогда только своевременное вмешательство врачей уберегло наше дружное семейство от существенного сокращения.

— Не надо «Скорую»! — быстро попросила мамуля.

Она тоже не забыла, сколько мук ей пришлось принять в больничной клизменной.

— Я понял, пену вырабатывает вот эта хренька! — почти без ругани сообщил Зяма, успевший расковырять синюшную гадость на полу кухонным ножом.

На кончике ножа он держал круглую черную таблетку, от которой во множестве отпочковывались радужные пузыри.

— Да-да, — подтвердила мамуля, поглядев на Зямину добычу с ненавистью. — Это она. А такая была симпатичная конфетка!

Оказывается, с виду вполне невинная и даже очень аппетитная шоколадная бомбошка в серебристой фольге помещалась в надувном шаре, который преподнес нашей великой писательнице анонимный фанат. Теперь, впрочем, мамуля расценивала появление в нашем доме троянского шара как злобные происки своих врагов.

— Какое низкое коварство! — горячилась она, попивая успокоительный коньяк, пока мы с папулей наводили порядок на кухне, убирая лазоревую пену и клочья растерзанного маменькой воздушного шара. — Зная, что я люблю сладкое и ценю красивые жесты, преподнести такой гнусный «подарочек» — отраву в шоколаде!