Шрифт:
— Агу! Агу дитятко! — ягала тетка Власилиса.
Впоследствии он узнал, что обряд сей, посвященный Макощи, именуется припеканием, и очень немногие жены знают, как его вершить. Лишь та, которая сама не раз познала жар любви, способна отвоевать жизнь у смерти, а здоровье — у хвори.
… — Еще не время! — сказала Ольга, посмотрев на звезды, и забрала кубок у старухи.
Та молча согласилась и снова начала подбрасывать в огонь травы, напевая ведомые ей заклинания.
Сперва тихо, едва различимо, затем громче, отчетливей… И вот уж, изначально похожая на колыбельную буйная песнь погнала вялую кровь по жилам, как вешний Ярила проталкивает воды сквозь ледяные преграды.
Ругивлад не знал сейдовской магии. [31] Но относился к ней с уважением. Он безуспешно старался прогнать наваждение. Сопротивляясь искусно сработанному заклятию, он пытался сохранить ясность рассудка. Волхв ведал: все ведьмы на свете пошли от злокозненного бога. Так вещали древние эрили, не раз забредавшие в Аркону.
«Найдя на костреполусгоревшееженщины сердце,съел его Локи;так Лофт зачалот женщины злой;отсюда пошливсе ведьмы на свете».31
[31] Сейд — известны две основные формы древней магической практики: galdr (гальд) и seidr (сейд). Гальд — это магия заговоров, смесь поэзии и чародейства… Занятие сейдом ввергало того, кто его практиковал, в состояние временной слабости, что делало этот вид магии неприемлемым для воинов; и действительно, заниматься сейдом было предоставлено женщинам. Есть, например, чисто женский способ окрашивания рун, пред которым бледнеют мужские… До нашего времени сохранилось выражение «кричать, как сейдовская баба» — речь идет о ведьмах, которые якобы в Вальпургиеву ночь (1 мая) слетались на Лысую гору и проводили свои оргии, но это позднее чуждое языческому осмысление древней магии.
Фредлав верил, что самой страшной дочери Локи, хромой Хель, [32] принадлежит Нижний мир, и она есть Смерть. Но разве можно равнять его прекрасную Ольгу с черной колдуньей?
Чародейская песнь прервалась внезапно. Старуха в последний раз швырнула Огню пук молодых, только народившихся трав. Зелень зашипела, выбрасывая сок, моментально возносившийся к небесам.
Ни с того, ни с сего Ругивлад затеял рассказ о детстве. О мире, который знал и любил, но покинул и, увы, навечно, ведь прошлого не воротишь. Он напевал незатейливые мелодии родной Славии и далекой Артании. Он будто бы желал выговориться раз и навсегда, хотя многое Ольге было просто не понятно. А колдунья — та и вовсе уснула, потратив всю свою Силу на сейд.
32
[32] Хель — скандинавская богиня смерти, и мир, которым она правит. Последнее тождественно Пекельному царству славян. Однако это вовсе не языческий ад, а, скорее, «аид». Часть тела Хель мертва и безобразна, вторая половина — прекрасна, это дает еще большие основания сравнивать Хель с Ягой, хромой на ногу.
Ведьмовские девичьи глаза гипнотизировали. Не способный избавиться от их чар, Ругивлад прервал рассказ… И почти погрузился в их томительную пучину. Тонкая женская рука неожиданно протянула из тьмы кубок с зельем. Безвольный, он принял это питье…
Но в тот момент, когда Ольга уже торжествовала победу, в этот миг, похожий на вечность, холод проклятого меча обжег ему ладонь. Усилием воли Ругивлад приподнялся и медленно встал на колено…
— Пей! Пей и ничего не бойся!
Тревожно вглядываясь, девушка заметила, как искажено лицо волхва.
Он слышал голос Ольги как бы издалека.
Рассудок поставил воина на ноги. В голове заметно прояснилось.
— Никак, терлич-травка? — усмехнувшись, Ругивлад выплеснул остатки волшебного напитка в огонь, огладил усы и бороду.
Ольга смотрела на него с недоумением. Зелье не действовало.
— Очень вкусно! — сказал Ругивлад, да и он ли это был.
Внутри вели смертный бой две силы: «О, великие боги! Что же вы творите? Неужели вы ошиблись? Я не могу принять этой жертвы! Она совсем не знает меня! Я недостоин…» — восклицал один голос. «Опоить вздумала, чертовка! Окрутить решила!» — вопил второй.
Словен пришел бы в отчаяние, если бы ведал, к чему приведет эта опрометчивая мысль — «опоить» — единственная опрометчивая и несуразная мысль. Но к счастью, он этого пока не знал. Ну, разве не глупость — принять любовное снадобье за дурман? Да и что страшного могло случиться, если бы не колдовской меч?
По дороге назад к крепости они не проронили ни слова. Лишь на выходе из леса Ольга молвила:
— Наверное, я скоро огорчу тебя, Ругивлад, — и отвернулась.
Густые ветки скрывали звездное небо.
Знал бы он, что это первое грозное предзнаменование обрушившегося на него проклятия! Но с обычным для влюбленных легкомыслием Ругивлад начисто отмел мысль о близком расставании.
В воротах дочку поджидал рассерженный отец. Было далеко за полночь.
ГЛАВА 9. НЕ НАЙТИ ТЕБЕ ПОКОЯ
С утра у Ругивлада вновь появились неотложные дела: со средней Оки пришла груженая мелом лодья. Словен просил Волаха доставить камень в слободу, куда подвозили уголь, собранный после памятного всем лесного пожара. Печи выстроили на славу еще по весне, начертав на каждой из них Руну Огня. Хозяйки положили творог его небесному подателю.
Владух с недовольством взирал на эти непонятные приготовления, но воевода убедил жупана щедро одарить мастеров — лишь бы дело спорилось. Пришлось расплатиться и с гончарами. Чужеземец потребовал не менее сотни прочных глиняных сосудов, и когда ремесленники заговорили о раскраске, он, по мнению Ольги, пожадничал: горшки остались обычными горшками.
Молодому волхву помогали Кулиш и Творило. Под их присмотром на стену городища с трудом подняли замысловатое сооружение из бронзовых щитов. Жупан и здесь был против, не понимая, с какой стати он должен оголять стены терема. Только Ольга смогла убедить отца в последний раз согласиться с Ругивладом. Кулиш неустанно трудился над бронзой, поддерживая сверкающую красу, натирая ее особой мазью, сотворенной тем же волхвом — а то за ночь бронза теряла в блеске.