– Все-таки в ней есть что-то такое... необыкновенное, – выговорил он, еле дыша от возбуждения.

– Да ты смотри не на нее, – посоветовал Молди. – Лучше полюбуйся на себя.

– Это был неудачный вечер.

– Да что ты говоришь! – Молдовски кулаком ткнул в живот Дилбека. – Сядь-ка. И промочи горло.

Конгрессмен безропотно повиновался.

– Имбирное пиво? Это просто великолепно, Малкольм.

Молдовски удобно устроился в полотняном шезлонге. В этот вечер он облачился в темно-синий пуловер, безупречно отутюженные легкие белые брюки и парусиновые туфли на резиновой подошве. Всего пару-тройку раз до этого Дилбеку доводилось видеть его в столь вольной одежде.

– Я хочу, чтобы ты был трезв, – начал Молди. – Я хочу, чтобы ты накрепко запомнил каждое слово из того, что я сейчас скажу. На чем вы там поладите с этой девицей – дело ваше. Но ты должен поговорить с ней, Дэвид. Есть некоторые вещи, которые нам необходимо выяснить.

– Господи, она же не шпионка! Она просто стриптизерша...

– Я привезу ее сюда завтра вечером, – не слушая, продолжал Молдовски. – Так безопаснее.

– Безопаснее? В каком смысле?

– В смысле шантажа, – ответил Молдовски, указывая на фотографию. Взгляд Дилбека последовал за движением его пальца и снова упал на лицо Эрин, отпрянувшей и поднявшей руку, чтобы защититься от удара бутылкой.

– А если я не понравлюсь ей? – вдруг забеспокоился конгрессмен.

Молдовски шумно разжевал кубик льда из своего стакана.

– Понравишься, можешь мне поверить. Две тысячи баксов гарантируют прямо-таки страстную любовь.

– А что получу я?

– Два часа танцев.

– И все?

– Это только начало.

Дэвид Дилбек отхлебнул имбирного пива, и оно показалось ему безвкусным.

– Я хочу, чтобы была возбуждающая музыка, шампанское, свечи...

Заверив, что все это будет, Молдовски перешел к вопросам, которые Дилбек должен был задать стриптизерше.

– Ну нет, – запротестовал конгрессмен. Это разрушит все настроение!

– Не нет, а да! – не выдержал Молдовски. – Сделаешь все, как надо, сукин сын! У него, видите ли, настроение! Да плевать я хотел на твое настроение!

Конгрессмен замялся.

– Малкольм, мне бы не хотелось нагонять на нее страху. Ведь, может быть, это мой единственный шанс, пойми... – Его глаза снова остановились на фотографии, висящей на стене. – Просто фантастика... – прошептал он, ни к кому не обращаясь.

Молди вскочил на ноги, резким движением сорвал со стены снимок и, подойдя к Дилбеку, стал прямо перед ним. Его надменно задранный нос находился как раз на уровне подбородка сидящего конгрессмена.

– Ты сделаешь это, – непререкаемым, исполненным невыразимого презрения тоном выговорил он. – Мы должны выяснить кое-что. Это необходимо, Дэвид, – он особенно подчеркнул слово «необходимо», – в свете всего того, что произошло за последний месяц.

Его дыхание отдавало бурбоном и мятным эликсиром для освежения рта; к этому коктейлю примешивался убийственный, как всегда, аромат его одеколона. Дилбек отвернулся и судорожно глотнул свежего воздуха. Яхта мягко качнулась на волне, поднятой пронесшимся мимо катером.

– Ты сделаешь это, – повторил Молдовски в самое ухо конгрессмену.

– Но я не понимаю...

Молдовски повернулся спиной, подхватил свой стакан бурбона и принялся расхаживать по каюте. Взгляд его упал на нагрудный карман пуловера: там, под тонким трикотажем, слабо очерчивалось что-то маленькое и прямоугольное – визитная карточка детектива Гарсиа, вынутая Крэндэллом из сейфа исчезнувшего адвоката.

– Есть люди, которые стараются навредить тебе, Дэвид, – проговорил Молдовски. – И мы должны быть уверены, что она – не одна из них.

Дилбек покачал головой.

– Да ты просто параноик. Молдовски презрительно хмыкнул.

– Она ведь всего-навсего танцовщица из стрип-клуба, – продолжал Дилбек.

Молдовски схватил его за грудки.

– Фэнни Фокс тоже была всего-навсего стриптизершей, – с ненавистью глядя в глаза конгрессмену и отчеканивая каждое слово, произнес он. – Донна Райс была просто актрисой. Элизабет Рэй была просто секретаршей, которая не умела печатать на машинке. Дженнифер Флауэрс была просто певичкой, исполнявшей кантри. Ты все еще не понимаешь? Тогда спроси Чака Робба. Или этого закоренелого идиота Харта. Или Тедди Кеннеди, черт тебя побери! И все они скажут тебе одно и то же: в политике воровство – это всего лишь проблема, а женщина – это верная погибель.

Отпустив конгрессмена, он измученно опустился на вращающийся табурет возле стойки.

– Те, кто не знает истории, – закончил он, – обречены на весьма неприятные вещи.

– Ну хорошо, – произнес Дилбек, на которого монолог Молди все же произвел некоторое впечатление. – Я поговорю с ней.

– Спасибо, – не скрывая язвительности тона, ответил Молдовски.

– Я все-таки поумнее всех этих парней, – продолжал Дилбек.

Молдовски насилу сдержался.

– И сильнее, – добавил Дилбек.