Шрифт:
– …Разумеется, не требуется большого ума для того, чтобы разрушить созданное чужими руками! Не так уж и трудно подвести к мятежу толпу вечно недовольных и тупых варваров, особенно если найдется, на кого их натравить! Как ты нас обычно именовал? Отродьями тьмы, помнится? И это еще было любезностью с твоей стороны! Что ж, теперь можешь полюбоваться на достойный итог своих трудов – вон он валяется! Безмозглый, ни к чему не пригодный кусок мяса!..
– Сам такой, – не выдержал я. Почему-то я не сомневался, что Кхатти имеет в виду именно меня. Мне было жаль только одного: я не мог ему ответить. Я не понимал, как они вообще беседуют между собой, если находятся в таком же положении, как и я – то есть не могут пошевелиться. Конечно, я не произнес эти слова вслух, просто подумал. Но в моей голове неожиданно настала полная тишина. Похоже, меня услышали.
– Алькой, это ты сказал? – нарочито равнодушно поинтересовался Брюзга.
– Нет, – кратко отозвался Усталый.
Снова молчание. Я словно наяву увидел, как они насторожено прислушиваются.
– Это новичок, – подал голос Тихоня. – Ты проспорил, Кхатти – не так уж он и глуп. Эй, парень, почему же ты раньше молчал?
– Я… Я не знал, что могу с вами разговаривать, – не очень уверенно то ли сказал, то ли подумал я. – А вы кто?
Вместо ответа я услышал запинающийся и растерянный голос, в котором с трудом узнавалось привычное ехидное скрипение Лиса:
– Мальчик, какой сейчас там… наверху… год?
Вот на такой вопрос я теперь мог ответить без запинки. У нас дома, в Райте, года считали по какому-либо запомнившемуся событию, например, «год, когда всю зиму шли лавины» или «после засушливого лета». Однако после всех этих разъездов по всяким городам я знал, как принято отсчитывать время, и почти что отчеканил:
– Тысяча двести восемьдесят восьмой по основанию Аквилонии!
– По основанию… чего? – после долгого (и, как мне показалось, растерянного) молчания спросил Кхатти.
– Аквилонии, – повторил я. – Это такая большая страна на закат отсюда…
Кто-то тихо и неуверенно засмеялся. Словно человек, отвыкший от любой радости, а теперь обнаруживший, что не потерял способности ликовать. Я подумал, что это Алькой, но не понял, чего его так насмешило.
– Вот так, – ожил в моей голове голос Тихони и ядовито осведомился: – Кхатти, ты там еще жив?
– Почти, – чуть слышно пробурчал Брюзга. Я думал, он сейчас накинется на меня, но Кхатти упорно молчал. Наверное, я сказал нечто такое, что потрясло его до глубины души. Интересно, что именно? Ведь я всего лишь ответил на безобидный вопрос.
– Добро пожаловать в наше маленькое общество, – прозвучал спокойный и чуточку печальный голос Старика. – Надо полагать, ты уже давно прислушиваешься к нашей болтовне? Не стоит придавать ей большого значения – мы слишком давно находимся тут, чтобы испытывать по отношению к друг другу настоящую злость. Просто надо хоть как-то отвлекаться от скуки нашей чересчур затянувшейся жизни…
– А вы живые или не совсем? – осторожно спросил я. Ответил мне не Старик, а почему-то Алькой, и слова его были медленными и странными:
– Когда-то мы были живыми, мальчик. Слишком живыми. Это нас и сгубило. А теперь мы не можем умереть…
– Ушам своим не верю! – похоже, Кхатти-брюзга воспрял духом и немедленно встрял в разговор. – Алькой, неужели на старости лет ты сумел выучиться чему-то, помимо размахивания мечом? Например, разговаривать как человек?
Я начал понимать, отчего обитатели подземелья время от времени просят Кхатти заткнуться. И чего он только такой… Сначала на язык просилось – «злой». Потом я передумал и решил, что Брюзга не злой, а просто обидевшийся на жизнь и на всех людей.
– Кхатти видел, как погибла заветная мечта его жизни, – негромко сказал Старик. Откуда-то я знал, что сейчас только я слышу его голос, а все остальные разговоры стали едва различимы, точно велись за толстой стеной. – Это, знаешь ли, не очень-то приятно. Особенно если у тебя нет и никогда больше не будет возможность вмешаться и как-то помешать происходящему. Он был очень деятельным человеком, а теперь обречен на полнейшее бездействие. Впрочем, все мы в свое время что-то значили для наших народов… Мы привлекали внимание и, наверное, поэтому все оказались здесь. Бывшие заклятые враги, бывшие союзники… Алькой прав – это теперь больше не имеет никакого значения.
Старик надолго замолчал, остальные притихли. Я поколебался, но все же решился осторожно напомнить о себе:
– Тогда почему же меня тоже сюда затащило? Я ведь никто… То есть я хочу сказать, я не был никем особенным.
– Мы тоже так считали, – словно про себя проворчал Лис. – Оказалось – ошиблись.
– Думаю, для тебя и для нас будет лучше, если ты расскажешь, как очутился здесь, – предложил Старик. – Возможно, твой рассказ поможет нам в чем-то разобраться и мы сможем ответить на твой вопрос… И, кроме того, к нам очень давно не попадали люди с поверхности земли. Нам всем было бы весьма интересно узнать, что нынче происходит в мире. Когда-то мы приложили немало усилий, чтобы изменить его историю. Любопытно, что получилось из наших трудов…