Перед лестницей Столяр закурил, он так долго чиркал бензиновой зажигалкой, что я заподозрил неладное, потом сигарета вспыхнула, и он, пошатываясь и цепляясь за бетонное ограждение, пошёл наверх. На последней ступеньке остановился, затянулся и швырнул окурок.

Я вздрогнул, когда за моей спиной щёлкнул и загудел лифт.

Столяр аккуратно сбил снег с ботинок о стену дома.

Я ударил ногой по двери в тот момент, когда он потянулся к ручке, перепрыгнул через порог и наотмашь, от души саданул дубинкой по ключице.

Он явно не успел меня узнать. Его взгляд моментально потух, а тело обмякло, будто он враз лишился костей. Я сдержал занесённую для нового удара руку и ткнул его ногой в живот.

Столяр скатился по ступенькам и замер, скрючившись и разметав по снегу полы своего длинного пальто. С секундным опозданием по тем же ступеням прогромыхало что-то тяжёлое и металлическое.

Револьвер. Средних размеров, хромированный, с деревянными накладками на рукояти. Насколько я разбирался, это была полицейская модель «смит-вессона». Я спустился и положил её в свой карман.

Столяр лежал неподвижно, вокруг головы на снегу расплывалось чёрное пятно. Я испугался, что переборщил. Убивать его я не хотел.

Когда я подходил к своей машине, из подъезда выскочил молодой парень с плейером и в красных горнолыжных перчатках. Я отступил в тень. С будничным видом парень перепрыгнул через распластанное у лестницы тело и зашагал прочь. Наверное, Столяра каждый вечер кто-то метелит. Я забрался в кабину «ауди» и почувствовал, что хочу спать. Прямо здесь, не раскладывая сиденье. Пересилив себя, я включил зажигание.

Дома в почтовом ящике среди листков с рекламой я нашёл голубого цвета конверт непривычной продолговатой формы. Судя по штемпелям, отправлен он был из Германии, и относительно недавно. Значит, отец в очередной раз вспомнил обо мне. Письмо его оказалось коротким — отец звал к себе. Денег на дорогу в конверте не было, но предлагалось, если у меня есть желание и я выберу время, добраться до Петербурга и найти там некоего Сан Саныча, он устроит мой отъезд. Правда, добираться до Германии придётся, скорее всего, на торговом судне, не платя за билеты.

Я прочёл письмо и закурил. Может, действительно съездить, когда закончится вся эта суета с «ондатрой»? Тем более что сейчас у меня хватит денег добраться самому, не обращаясь за помощью неизвестно к кому… съездить, да там и остаться.

Я вспомнил про трофейный револьвер. Да, красивая штука. И в руке лежит удобно. Я откинул барабан. Он оказался заряжён тремя патронами. А на одной из деревянных накладок на рукояти я заметил две небольшие нарезки, явно сделанные совсем недавно. Наверное, Столяр, как истинный истребитель, вёл подсчёт побеждённым противникам. И перед бабами выпендриваться можно, и ментам работу облегчить, если в очередной раз «спалишься» со стволом.

Я положил револьвер на тумбочку, поверх письма. Надо было бы от него избавиться, тем более что у Столяра хватит ума таскать в кармане «мокрый» ствол. Надо… Но я слишком устал, да и жалко было, честно говоря, выбрасывать красивую вещь — я всегда был неравнодушен к оружию. Обыск у меня никто сегодня, кажется, делать не собирался, а значит, игрушка спокойно может полежать до утра…

Я так и уснул — сидя в кресле, в уличной одежде, с включённым светом.

Последней мыслью было, что сегодня вечером я повесил на себя две статьи, а значит, минимум пара лет условно мне уже обеспечена — если, конечно, кто-нибудь меня поймает…

После встречи с Шубиным я приехал к Марголину. Выслушав мой отчёт, он вытащил из сейфа толстый конверт. На этот раз там были не деньги, а десятка два фотографий дома на Рыбацкой, сделанные утром кем-то из его помощников, и ксерокопия строительного плана. Видимо, её раздобыли в фирме, которая будет делать ремонт.

— Смотри…

Фотографии были удачные и в сочетании с планом давали хорошее представление о месте, но посмотреть своими глазами всегда лучше, и мы, попив кофе, сели в марголинскую машину.

Рыбацкая улица располагалась почти в центре города, была застроена двух— и трехэтажными особнячками, стоявшими на большом удалении друг от друга. Некоторые были заселены — где-то располагались представительства крупных фирм, в другие въехали хозяева из «новых русских» или иностранцев, — а большинство пустовало. Цены на недвижимость в этом районе были сумасшедшие.

Дом 50а стоял последним. С одной стороны от него начинался Центральный городской парк культуры и отдыха, с другой тянулись пустыри, а ближайший соседний дом отстоял метров на двести и имел явно нежилой вид.