Это была прекрасная спина. Мягкая, как шелк, цвета слоновой кости, кожа контрастировала с черными, как смоль, волосами. У нее была тонкая талия совершенной формы, а тело не было изуродовано ношением корсета.

– Так я и думал, – сказал Шон, – вытащив из ножен у пояса нож и обмакнув его в кружку с коньяком. – Царапина длинная, но уже начала затягиваться. Я должен вскрыть рану опять. Ты понимаешь, о чем я говорю? – Он ожидал возражений, но она, к его удивлению, молчала.

Шон сделал неглубокий надрез и полил его коньяком. Она хранила молчание.

– Течет кровь, но это скоро пройдет. – Он посыпал рану порошком, а затем осторожно повернул ее к себе лицом, бледным и блестящим от пота. Ни одной жалобы, ни одного стона. – Надо бы приложить лед тебе к глазам, но у нас его нет. Поэтому мы воспользуемся каменным корнем. Он поможет. – Шон наложил мазь на синяки. – Следи за тем, чтобы не попало в глаза.

Несмотря на синяки и порезы, Шейла была обворожительна. Она поежилась под пристальным взглядом Шона.

– Ты – очень странная воровка.

– А вы – очень странный контрабандист, – парировала она, глядя ему в глаза, будто пыталась прочесть его мысли.

Шон сделал вид, что копается в аптечке. Неожиданная резкость Шейлы раздосадовала его.

– Контрабандист?

– А что еще могли вы делать на пустынном берегу в такое время? Собирать ракушки?

«Она, несомненно, умна», – подумал он, захлопнув аптечку и уставившись на девушку. Теперь он понял, что поразило его в ее взгляде – в нем светился ум. И все-таки нельзя допустить, чтобы она укрепилась в своих догадках. Шон развалился в кресле и перекинул длинную ногу через подлокотник.

– Похоже, что вы слишком высокого мнения о своих умственных способностях, а, мисс Галлахер?

Вместо ответа он услышал стук ее зубов.

– Ты что, озябла?

– Промерзла до мозга костей.

– Садись сюда, – он уступил ей свое любимое кресло, – будешь ближе к печке.

Девушка поднялась, но, запутавшись в одеяле, укрывавшем ее ноги, упала. Помогая ей встать, Шон увидел кровь, капавшую из царапины на ее щеке, и присвистнул:

– Мисс Галлахер, вы, кажется, не слишком твердо держитесь на ногах. Вы похожи на пьяного матроса после драки. К счастью, рана неглубокая. Держитесь.

Он занялся ее новой раной.

Шейла сплюнула кровь в платок и пощупала свои зубы.

– Это все вы виноваты, тупица вы этакий!

«Тупица! И это после всего, что я сделал для нее!»

– Я-то чем виноват в том, что ты такая неуклюжая? Ты даже не можешь подняться с постели без…

– Неуклюжая?!

Шон и глазом не успел моргнуть, как Шейла ударила его своей крохотной ножкой по голени с такой силой, что у него искры посыпались из глаз. В голове промелькнуло, что к утру, наверное, вскочит синяк. Шон отпрянул назад и сильно ударился бедром об угол стола.

– Ох! Ты что, с ума сошла?

– Вон! Вон отсюда, ты, ты…

– Но это моя каюта, – прорычал Шон.

– Да, это так, – уже спокойнее проговорила она, – но если не уйдете вы, уйду я.

«Она уйдет! Куда? Понимает ли эта ведьма, где она находится?» – думал Шон, хватая ее за руку.

– Пусти меня! – Она рванулась, и одеяло, прикрывшее ее наготу, осталось у него в руках.

Шейла, оказавшись опять голой, стала яростно и очень больно хлестать его по лицу. Вид ее обнаженного тела вновь лишил его способности что-нибудь соображать.

Она подняла свою сорочку и прикрылась ею.

– Как вы смеете? – гневно произнесла она и направилась к двери.

– Прошу прощения, но куда вы собрались? Это не пассажирское судно, здесь нет кают, и, если вы выйдете из этой каюты, вам придется туго. – Его голос звучал немного спокойнее, но оставался хриплым и гортанным.

– Где каюта вашего помощника? – тоном, полным презрения, спросила она, высокомерно подняв голову.

– У мистера Тэтчера крохотная каюта рядом с матросами. Там даже одному негде повернуться. Так что единственный выход для вас – это оставаться здесь.

– Я ценю вашу доброту, капитан Кадделл, но предпочитаю оставаться здесь без вас.

– А где же спать мне?

– Я помню ваши слова, капитан: «Ты можешь не опасаться. Бабы так и липнут ко мне, так что мне незачем прибегать к силе», – произнесла она с ядовитой усмешкой, старательно копируя его ирландский акцент.

Шон уставился на нее с тупым недоумением. Он не ожидал такого. Казалось бы, после всего, что произошло, девчонка должна была бы испытывать к нему благодарность и не лезть на рожон. Он не понимал, что его влечет к этой истерзанной оборванке в лохмотьях. Но можно ли упрекать себя за то, что умеешь разглядеть бриллиант в куче навоза?