Шрифт:
Дуня моментально сообразила: этот человек – горный инженер. Значит, он нужен ей, как хлеб насущный!
– Простите, пожалуйста, Гавриил Иннокентьевич, – извинилась. – Я очень рада встрече!
– Неужели?
– Конечно рада! Хочу спросить: прииски и рудники не национализированы?
– Ни в коем случае! – взбодрился горный инженер. – Местные власти учинили некоторый произвол, и добыча золота скатилась к нулю. Но получен строжайший нагоняй Совнаркома. Советам нужно золото, золото! А его можно взять при действующих приисках и рудниках. А действовать они могут только при умелом руководстве! Иначе золото останется в недрах. Драги бездействуют, гидравлика парализована. Рудничные комитеты разогнали мастеров и техников, бойкотируя бывших владельцев, и полностью парализовали добычу золота. Вернее, приток золота в Государственный банк! Я именно этим вопросом занимаюсь при специальной комиссии губернского Совета у товарища Дубровинского. Ну, а поскольку я в некотором роде наследник погибшего папаши, меня назначили главным администратором компании. Послан от губернского Совета вызов вашему отцу – без него нельзя начать работы. Он же сокомпанеец. Главный!
У Дуни сердце екнуло от такой новости. Надо же! А в глазах – бесики, бесики. Выпалила, как из ружья:
– Нету главного, в могиле черти жрут! И третьего сокомпанейца Кондратия Урвана уже, наверно, доедают.
– Н-не п-понимаю, – запнулся ошарашенный Ухоздвигов.
– Чего тут не понять? Папашу шлепнули, как бандита, а того Урвана… еще двумя пулями прошили, как он того заслужил!
– Это все меняет! Решительно все меняет! – пробормотал поручик.
– Что меняет! – вцепилась Дуня. – Я наследница капиталов папаши и Урвана.
У инженера рот распахнулся от столь ошеломляющей вести: перед ним наследница капиталов Елизара Елизаровича – «жми-дави Юскова» и Урвана.
– Прошу прощения…
– Какое «прощение»! Спасибо за радостное известие! – У Дуни, казалось, крылья подросли на три аршина каждый. – Вот уж не чаяла, боженька! Аж в зобу дыханье сперло!
Горный инженер только хлопал глазами.
– Вы где остановились?
– В частной гостинице, на Узенькой.
– К лешему Узенькую! – разошлась Дуня. – Переходите ко мне в номер «Метрополя» – не раздеремся, может. Мы же, получается, сокомпанейцы!
– Но я… видите ли… вы же помните… незаконнорожденный.
– Вот еще мне! Есть о чем печалиться! – выпалила Дуня. – Возьмите меня под руку, кавалер, проводите к гостинице. – И, чтоб враз разрешить все существенные вопросы, спросила: – Вы женаты?
– Н-не успел. Я же взят был… вернее, добровольцем ушел на фронт после университета. Взыграл дурацкий патриотизм.
– С дуростью пора кончать. А братья ваши где?
– Старший, Иннокентий Иннокентьевич, полковник, арестован в Омске, сидит в тюрьме за участие в мятеже атамана Анненкова. Сотник Андрей Иннокентьевич сейчас неизвестно, где скрывается.
– А этот, которого я встречала в Гатчине…
– Вы о ком, собственно?
– О вашем третьем брате, о ком же! Законном.
– Что-то я… извините… не совсем понимаю, Евдокия Елизаровна, простите.
– Вот еще! Брат своих братьев не помнит. А Кирилл Иннокентьевич Ухоздвигов?
– Ах, вот вы о ком! – промямлил поручик Ухоздвигов. – Тут, извините, что-то темное. Сейчас он сидит здесь в тюрьме – нелегально приезжал к красноярскому подпольному союзу, и на тайном совещании арестован с офицерами. Я его лично не встречал. Слышал от отца, что он родился от первого брака. Но Кириллу в четырехлетнем возрасте усыновил какой-то барон фон Таубе, женатый на сестре его умершей матери. Кажется, этот немец имел завод в Златоусте. Ну, вскоре они уехали в Берлин, и на том связь оборвалась. Старший брат бывал в этом семействе, рассказывал, что Кирилл закончил какую-то академию, работал во Франции, а потом вернулся в Россию, был в Белой Елани. Но отец его выгнал и в завещании особо оговорил, что он лишает его прав наследства.
– Интересно! – раздумчиво проговорила Дуня. – А он мне сказал, что с марта по май прошлого года находился в Красноярске и женился на какой-то дочери капитана. Врал?
– Не врал. Он действительно женат на дочери капитана Шубина, учительнице. Но с братьями не встречался. Я вам говорю: тут что-то не совсем ясное!
– Ну и лешак с ним! – с маху покончила Дуня с туманным прошлым Кириллы Иннокентьевича. Главное – начать дело, не допустить к наследству ни маменьку, ни убогую горбунью – сестру с ее мужем Иваном Валявиным.
На другой день в гостиницу к Дуне пожаловал офицер, знающий ее как члена «тайного союза» по Северо-Западному фронту. Пригласил вместе с Ухоздвиговым на тайную явку. И кого же встретила там Дуня? Полковника Мстислава Леопольдовича Дальчевского!
Золотые сказки отодвинулись в туманную даль: Дуня должна срочно выехать с господами офицерами по особо важному делу в Челябинск…
Минуло всего полтора месяца после разминки Дуни с Ноем. А сколько разного наслоилось. Дуня и думать забыла о нем: со злом вырвала из памяти, как пуговку от платья. И вдруг он напомнил о себе. Да так, что Дуню в холодный пот кинуло: не появилось того, чего она ждала, женского. Высчитала по дням: Конь Рыжий облагодетельствовал! А ведь она давно забыла про эти самые «женские дела». Думала, никогда уже не способна стать матерью. Вот еще не было печали!.. А перед глазами Ной, Ной, Ной! Его прищурый добрый взгляд осуждает, прохватывает до печенки!..
ЗАВЯЗЬ ДЕВЯТАЯ
I
Ной отдыхал – отсыпался и отъедался после Гатчины и поездки в Белую Елань, где он сумел убедить атаманов казачьих станиц тихо и мирно разъехаться по станицам, чтоб не сполоснуть уезд кровушкой.
Казаков пошерстили-таки красногвардейцы Минусинского военного гарнизона под командованием хорунжего Мариева. Отряд Мариева занял Таштып; сперва арестовали поголовно всех мятежников, разоружили, большинство отпустили с миром, а пятнадцать особо злющих, как Никиту Никулина, его брата урядника Синяева вместе с атаманом Василием Васильевичем Лебедем, спровадили в минусинскую тюрьму.