Шрифт:
— И правильно сделала. Я его еще прощупаю…
— Может быть, он мог бы успеть уйти в катакомбы? И других с собой увести? Ведь если он действительно знает, где подпольный обком, он нам так нужен!
— Вот в том-то и дело, что лучше бы он не знал. Достаточно нам Камышинского. Думаешь, Камышинский такой уж слабенький человечек? Он, если хочешь знать, своими руками двух полицаев задушил! А допросов вот не выдержал. В общем, так, ребятки! — Он хлопнул ладонью по прилавку, на котором горкой высились гниловатые яблоки и груши. — Будем поступать так, как прикажет начальство. А пока, Егоров, двигай к художнику Тюллеру, знаешь, где оперный театр? Придешь — спроси художника Карла Ивановича. Скажи, что тебя послал старый огородник, и он тебе любой штампик смастерит. Ночевать сегодня будешь в моем доме на Пересыпи.
«Тюллер! Это что же, Зинин отец?» — подумала Тоня, не став ни о чем спрашивать.
Федор Михайлович вышел из подсобки навстречу покупателю.
Они остались одни.
— Что же мне делать? — тихо спросила Тоня. — Коротков и его группа погибнут. Минеры будут схвачены.
Егоров обхватил голову руками. Положение казалось ему безвыходным.
— Пойми ты наконец, — проговорил он, — ничего исправить уже невозможно.
— Но я могу сообщить Штуммеру, что Коротков отказался послать минеров!
— Потом Короткова схватят, и на очной ставке с тобой он скажет, что тебе была известна истина.
— А если не скажет?
— Вот что, — Егоров понял, что спорить с ней бесполезно, нужно предложить какой-то разумный выход, — судя по всему, Штуммер ведет с Коротковым большую игру. Торопиться с его арестом не будет. Успеешь сказать при следующей встрече.
Ему показалось, что он ее убедил.
— Так, значит, писать донесение Штуммеру? — спросила она в последней надежде, что Егоров найдет какой-то другой выход.
— Писать!
Тоня зажмурила глаза, словно от охватившей ее боли.
— Ну ладно, пойду писать… Как же мы встретимся? У театра?
Она решила, что на этот раз ее разговор со Штуммером не затянется, и все же — кто может разглядеть во тьме рифы! — на тот случай, если она не придет вовремя, подробно рассказала Егорову путь, который приведет его к дому Федора Михайловича на Пересыпи. К радистке они смогут попасть только на следующее утро.
Она вышла на улицу, но ни солнечное марево, ни мягкий весенний ветер — ничто не радовало ее. Мысли были тяжелыми. Сколько лет она уже прожила на свете? Сто? Двести?
Глава шестая
Штуммер сам открыл дверь. Он стоял перед Тоней в черном костюме и накрахмаленной белой рубашке, чуть торжественный, словно приготовившийся к вечернему рауту.
— Входите, фрейлейн! Вы точны. А говорят, что точность — это вежливость королей.
Он провел ее по длинному коридору в глубь квартиры. Тоня заметила, что двери всех комнат, мимо которых они проходили, были наглухо закрыты. Дом казался необитаемым.
В комнате, куда они вошли, все осталось, по-видимому, так, как было при прежних хозяевах. Небольшой старинный ломберный стол был придвинут к окну. На стенах висели чучела: пыльный орел, вцепившись острыми когтями в отполированный дубовый сук, гордо поднял свой хищный клюв, а в углу, на черной тумбочке, поджав одну ногу, стояла цапля. В ее черных пуговичных глазах застыло выражение страха.
«Кого же она боится? — подумала Тоня. — Орла или Штуммера и тех тайн, в которые он посвятил ее во время свиданий с приходящими сюда людьми?» Около стены стоял книжный шкаф с помутневшими стеклами, за которыми не было книг. И то, что книг не было, усиливало ощущение исчезнувшей чьей-то в прошлом налаженной, устоявшейся жизни.
Штуммер пододвинул поближе к окну тяжелое кресло с изогнутой спинкой и предложил Тоне сесть.
— Ну, фрейлейн, — начал он, приветливо улыбаясь, — кое-что мне уже известно. Вы не совсем точно выполнили задание, хотя несомненно и старались…
— Я не могла задержаться у Короткова дольше, — сказала Тоня. — Видимо, он ждал кого-то, потому что попросил меня уйти. Я не успела поговорить с ним обо всем…
— Да! Да! Конечно! Просто невежливо оставаться в доме, если тебя просят уйти. А жаль! К нему действительно вскоре после вас зашел один человек… Кстати, тот, которым мы интересуемся. Ну хорошо!.. — Он присел на край ломберного столика, и тот под тяжестью его тела скрипнул. — Так о чем же все-таки вы успели договориться?
Повторяя все во второй раз, Тоня говорила довольно уверенно, и Штуммер, внимательно слушая ее, одобрительно кивал головой. Он явно отдавал должное ее памяти.
— Так, значит, фрейлейн, Коротков с Луговым знакомы? — спросил он, когда Тоня закончила свой рассказ.
— По-моему, они уже встречались. Так, по крайней мере, я думаю.
— А когда они готовят операцию?
— Коротков об этом не говорил. По-моему, он сам еще точно не знает.
Штуммер досадливо прищелкнул пальцами.
— Признаться, я надеялся, что хоть это вы сумеете узнать.
— Но ведь речь шла только о минерах! Вы сами говорили…
Штуммер приблизился к цапле, щелкнул ногтем по ее приоткрытому клюву и засмеялся: