Розовая Медведица взволновалась. Поднялась на дыбы, заскулила, как обиженный, брошенный щенок. Потом стала нюхать землю. Но запахи на земле выветрились, и трудно было понять, куда отсюда направились те, кого она помнила и продолжала любить. Медведица заметалась, стала делать круги. Ей удалось найти след огромной когтистой лапы. Полосатый Коготь, очевидно, больше по привычке, чем по надобности, сдернул травянистый пласт, оглядел его — нет ли личинок — и побрел дальше. Потом след опять потерялся. И снова она заметалась по кругу, пока не нашла остатки помета. Еще круг, еще. И вот уже следы повели прямо на север, к знакомому перевалу.

Она шла всю ночь, ни разу больше не сбившись со следа. А к утру, утомленная, попила из ключа воды и прилегла отдохнуть. Голода она не испытывала, хотя прошла за ночь не менее полста километров и пора было пополнить запасы сил. Но едва солнце всползло на снежные пики, медведица поднялась и снова устремилась на север, все дальше и выше в горы.

Места были хорошо знакомы, и к тому же ее вели следы, оставленные Полосатым Когтем и Хуги. Они шли медленней. Их тоже что-то задержало в чужой стороне.

Чем выше она поднималась, тем заметнее изменялся ландшафт гор. Древовидная арча, толстая и высокая в нижних поясах, становилась приземистей, корявей, пока наконец совсем не превратилась в большие подушки, редко разбросанные по мелкощебнистым склонам, на которых ничего не росло, кроме мелкого чеснока-черемши, прозванного медвежьим.

Начинались гольцы, где даже в летнее время нередко бушевали снежные метели. Одни грифы-бородачи плавно кружили в синем прозрачном небе да изредка пролетали небольшими стайками альпийские галки. Где-то в этих местах три года назад чуть не замерз Хуги

Розовая Медведица почувствовала слабость. Она глубоко и часто дышала. Разреженный воздух сказывался и на ее могучих легких. Голодная, измученная настойчивым желанием догнать своих, к вечеру она все-таки одолела перевал и очутилась в зеленой ложбине, где трава доходила ей до холки. Здесь, на проплешинах, было много сурчиных нор, и можно было наконец хорошо подкормиться.

Розовая Медведица, поглядывая по сторонам, стала искать подходящую нору. Она продралась сквозь непролазную путаницу горного гороха и вдруг в неожиданности замерла. С высокого места ей хорошо было видно, как у огромного валуна, через который перекатывался и искрился ручей, лежали, греясь в лучах ровного вечернего солнца, два ее любимых существа. Их она узнала сразу. Один — большой, косматый, с могучими лапами, другой — шоколадно-темный, голый, с круглой черной головой, приклоненной к бурому лохматому боку своего спутника.

— Ху-ги-и! — выдохнула медведица, и черная голова сразу поднялась, настороженно вглядываясь в ее сторону.

Как же он вырос, этот Хуги! Он был совсем неузнаваем. Рослый, сутуловатый крепыш, чем-то действительно напоминающий медведя-годовика. Вот он поднялся во весь рост, разбудив Полосатого Когтя, и неожиданно громко, угрожающе взревел:

— У-а-а! Ах!

И тогда она еще раз, как бывало раньше, оттянула губы и позвала:

— Ху-ги!

— Ай-и-и! — вырвалось в ответ изумленное.

Радостно рявкнул и Полосатый Коготь.

Хуги налетел вихрем, даже чуть испугав ее, и, пронзительно взвизгивая, стал обнимать, тычась лицом в морду и пытаясь лизнуть в черный сморщенный нос, все время крутящийся, ловящий родной, не забытый запах своего голого медвежонка.

Полосатый Коготь и тот скулил от радостной встречи, обнюхиваясь с Розовой Медведицей.

А на голой скале неподалеку, сидя на корявом суку арчи, чудесно пела синяя птица. Она воздавала хвалу вечернему солнцу.

Семья Розовой Медведицы поднималась все выше в горы. Она шла к родным местам. Медведям незачем было торопиться, и они пробирались медленно, часто делая продолжительные остановки, обильно кормясь и отдыхая.

Ни Полосатый Коготь, ни Розовая Медведица, ни Хуги даже не догадывались, что их близко видели люди и теперь ломают головы, пытаясь понять, каким образом ребенок попал в медвежью семью.

В тот день они не ушли далеко, а лишь поднялись выше и два дня паслись на сыртах. Здесь было много сурчиных нор, поздних ягод, дикого гороха, который начал уже осыпаться. Они могли бы остаться на обильных пищей сыртах и дольше, но рано утром на третий день в горах загремели выстрелы. Никогда раньше ни Хуги, ни медведям не приходилось слышать такого трескучего грома, продолжавшегося до самого полдня, и звери поспешили бежать от него. Полосатый Коготь, пожалуй, один только и понимал, что этот гром не обычный, какой бывает во время грозы, а гром, исходивший от двуногого существа, которым он умеет кусаться на расстоянии.

Банда Казанцева, зажатая отрядом Дунды с двух сторон, билась чуть ли не до последнего человека, и только тогда остатки белоказаков сложили оружие, когда Казанцев был смертельно ранен и уже не мог управлять боем. Его все-таки успели захватить живым, привезти в Кошпал, где он и умер. А вскоре были подавлены и другие банды. В Семиречье прочно установилась Советская власть.