– А как случилось, что вы перебрались жить на Дальний Восток?

Орлук ухмыльнулся:

– Ваши помогли. Мне повезло - я участвовал в нескольких последних стычках. Они обеспечили мне быстрое повышение в чине и внимание моего начальства. Много добрых воинов полка Бизона перебрались в Чай Ка-Гоу, когда город начал расти. Когда умер их старый нойон, меня пригласили занять его место. Конечно, трудно перебраться с гор на равнину, иметь дело с войсками, набранными на ранчо и в городах, вместо привычных охотников, трапперов и лесорубов... Ну, я-то понадобился потому, что здесь тоже есть леса, где бизонцам когда-нибудь придется драться.

Истинный солдатай не отказывается от обязанностей. Но я хочу, чтобы мои дети выросли в стране своих отцов.

– И долго вы здесь пробыли?

– Пятнадцать лет. Ничего. В Чай Ка-Гоу у меня отличный дом, чистый, шумный, симпатичная младшая жена, растут дети от нее, надеюсь и на внуков через несколько лет. Могу смело сказать, что с делами я справляюсь неплохо. Кого отправили в Краснаянские леса искать охотников за бомбами?.. Бизонов!
– При этом напоминании Орлук потерял веселость, нахмурился и отчаянно запыхтел сигарой.
– Впрочем, мы ничего не нашли, - сказал он, кроме вашей группы... Когда я думаю о моих женах, детях, внуках... Ха, если вы хотите выжать правду из этих собак, только скажите: я сам щипцами вырву им яйца.

– Чего-то не похоже на геанца, - встрял Микли.

– Я не из них, - отвечал Орлук.
– Конечно, я считаюсь с их принципами, отношусь к адептам с положенным уважением. Возможно, они правы. Но медитации и всякие теории не для меня, и от моих похвал славы им не прибавится. Я поклоняюсь древним богам - Октаю, Эрлику, Ленину - и предкам.
– Он подумал.
– Впрочем, не сомневаюсь - ни один истинный геанец не проявил бы мягкости в этом деле. Куда направляют этих двоих?

– Мой департамент об этом не знает, - объявил Микли.

– Неужели?
– Орлук искоса взглянул на него.
– Сомневаюсь: ты говоришь куда меньше, чем знаешь.

– Ты прав, - ровным голосом отвечал Микли.
– Например, знаю способы, с помощью которых мой отряд выяснил, чем были заняты эти двое, ведь это мы с Роникой выследили их. Но такие подробности чересчур откровенно указывают на вещи, которые моя служба предпочитаете скрывать от посторонних. В моих глазах вы, нойон, достойны всяческого доверия, однако кое-что вам просто незачем знать. Как военный, вы должны понять меня.

– Да, это так. Но когда я был молод, все было еще не настолько закручено...

Дальше Иерн уже не слышал, о чем они говорили: Орлук сердито глянул на Ронику, и она перестала переводить. Она ехала рядом с командиром и слушала разговор на англише. Чувство одиночества в душе Иерна усилилось. Он отстал, чтобы присоединиться к Плику, а Микли подался вперед.

Англоман был трезв в связи с отсутствием зелья и, мрачно поглядев на приятеля, произнес:

– Ты обескуражен, мой друг. Не испуган, ни капельки волнения, просто обескуражен. Так ведь?

Иерн поглядел вперед - спина Роники на фоне монгского ландшафта вдруг напомнила, как эта женщина чужда ему.

– Полагаю, что ты можешь так назвать мое состояние, - пробормотал он.

– А ты понимаешь почему? Ведь ты направляешься в безопасное место - в пределы Союза, да еще в очаровательной компании.

Последняя фраза напомнила ему о Ганне. Та не стала возражать, когда в нарушение здешних обычаев он взял ее обе руки и поцеловал. Какими нежными они были, какими красивыми. "Да благословен будешь ты, Таленс Иерн Ферлей, - шепнула тогда Ганна.
– Пусть тебя встретит счастье, ты его заслуживаешь". Тут она ошиблась, кольнула его память о прошлых проступках. Она нараспев произнесла несколько строчек на своем языке, а потом пояснила: "Это не молитва за тебя, мы не молимся Гее. Я просто пожелала от всей души, чтобы Она отмерила тебе полную долю жизни, оставив ритуальную торжественность. Я буду вспоминать вас - часто-часто. Счастливого пути".

Иерн ответил Плику иносказательно:

– Я лечу вслепую, вот почему... вслепую, и все приборы молчат.

– Действительно, тревожная штука - оказаться вдали от дома.

– Что? Нет же, я не об этом. Понимаешь, наше пребывание в Дулу заставило меня усомниться во многих истинах, которые я прежде считал незыблемыми. Я же не глуп, и никогда не считал, что все геанцы - скверный народ. В Юропе мне попадались среди них действительно прекрасные люди. Но в массе своей они всегда казались врагами, причем фундаментальными... противниками всего, чем живет Домен, притом во всем заблуждающимися? Но Ганна со своим терпением и умом...

Иерн закрыл глаза и подставил лицо солнцу. За ресницами заиграла радуга. Ганна заставила его вспомнить про бесчисленные мелкие чудеса, подобные этому, подумать о них и ощутить.

– Конечно, ее можно считать образцовой геанкой, - размышлял вслух Плик.
– Во всяком случае, в одном из аспектов геанства... Так святой Франциск Ассизский и святой Иоанн от Креста воплощают в себе два предельных аспекта христианской личности. Я имею в виду душу, эмоциональность - это другое трусливое слово. Лучше сказать духовность . Духовна ли вера... ее не поймаешь иначе, только душой.