Койот уже близко видел ее мертвые круглые глаза, желтые длинные клыки, впившиеся ему в тело. И она, сука, смотрела ему прямо в глаза. И он вдруг понял. «Да это же сама СМЕРТЬ!»

Глаза псины в какой-то момент превратились в человечьи. Койот где-то видел их… Чьи?

И вдруг вспомнил — инкассатор, сидевший за рулем «УАЗа»! Он, Койот, обегал машину, и глаза шофера-инкассатора в упор следили за ним. В них тогда не было страха, он появился мгновение спустя, когда Койот выстрелил, и парень понял, что он — убит…

— Помогите-е! — закричал Койот что было силы. — А-а-а-а-а-а…

Но его голоса опять никто не услышал. Да и кто бы мог услышать его здесь, в лесу, вдали от жилья, на пустынном участке железной дороги?!

Но все же он увидел, что от сосенок к нему на выручку бежали какие-то люди. Двое из них были в милицейской форме, трое — в пятнистом камуфляже. Все вооружены пистолетами «Макарова», все стреляли в его сторону, и он, Койот, был уверен, что люди стреляют по страшной суке, повисшей на нем, и по ее щенятам. Но пули вдруг стали рвать его тело, а милиционеры и эти, в камуфляже, закричали: «Держитесь, собачки-и…

Мы сейчас! Мы поможем… мы прикончи-и-и-им его-о!»

Господи, ему же знакомы все эти люди…

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а… — застонал Койот на всю квартиру, и Марина, не сомкнувшая глаз рядом с ним, стала трясти его за плечи.

— Павел! Ты что? Проснись! Слышишь?! Ты чего кричишь?

Он сел в постели, помотал головой. Простонал:

— Я же их убил! Откуда они взялись?!

— Кого… убил, Паша? — У Марины перехватило дыхание.

— Да ментов этих… у Дома офицеров… инкассатора… собак в лесу! А они… они все на меня… живые!!! Почему?!

Марина онемела. Значит, все, что ей говорили — правда? Павел, ее любовник, — убийца?!

Она замерла ни жива ни мертва, свесив ноги с дивана, не шевелилась. Павел приходил в себя, осмысленно пробормотал:

— Приснится же такая чертовщина! Все в башке перемешалось. Как будто ментов каких-то убивал… собака в лесу… Я тебе рассказывал, помнишь, Марин? Про собаку-то!

— Да вроде рассказывал, — она зябко повела плечами, не оборачивалась, боялась, что он увидит ее лицо.

— А теперь… бред какой, а! Что я еще говорил, Марин?

— А я помню? Кричал: «Помогите!» Я тебя сразу толкать стала.

— Нет, я еще что-то говорил. — Он явно встревожился. Грубо вдруг повернул ее к себе, заглянул в лицо. Молча рассматривал, хотел что-то на нем прочитать, но Марина уже взяла себя в руки.

— Пить надо меньше, Паша, — сказала она и притворно зевнула. Перепугал меня до смерти. Не знаю, как бы Ксюшу не разбудил. Пойду, гляну.

— Не ходи! — он сжал ее плечи. — Никого я не разбудил. Спят.

Она поняла, что он боится ее отпустить, может, подумал, что она скажет матери или, того хуже, — куда-нибудь позвонит.

Сон у обоих пропал.

— Я про каких-то ментов кричал, а, Марин? — Он снова повернулся к ней, смотрел напряженно, с тревогой. Ночник у изголовья освещал его искаженное лицо, полуоткрытый, тяжело дышащий рот, воспаленно блестевшие глаза. — Ну! Вспомни!

— Может, и кричал… я не расслышала, Паша Я спала, слышу, ты закричал. Я испугалась, поняла, что тебе что-то приснилось, и сразу тебя растолкала. Успокойся, давай спать, рано еще.

— Светает уже. — Койот встал, потушил ночник, постоял у окна. Глядел на просыпающийся двор, на дворничиху, скребущую метлой захламленный асфальт, на торопливо пробежавшую куда-то по делам мужскую фигуру…

«Может, и правда она ничего не слышала? — думал Койот. — Или не поняла? А если поняла?

Одно дело, Кашалот вычислил, догадался, а другое — Марина…»

Пригрозить ей?

Но пригрозить — значит подтвердить спрыгнувшее во сне с языка Тогда она наверняка будет знать, с кем имеет дело.

Откуда этот кошмар?

Правда, пить надо меньше.

Но как не пить, когда эти покойнички в форме стали являться к нему все чаще. Он и пьет-то потому, что надеется на хороший крепкий сон.

Да, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Пить в любом случае надо меньше.

И говорить с Мариной на эту тему — о покойниках — опасно.

Но как все-таки убедиться в том, что она ничего не поняла? Слышала же, это точно!

И можно ли быть теперь уверенным в том, что она не скажет кому-нибудь о странных снах своего любовника?

Ч-черт!

— Марин! — беспечно сказал он, возвращаясь в постель, чувствуя, что она не спит. — А что я все-таки болтал?

— Да Господи, ну я же сказала! — Она стала заворачиваться в одеяло поплотнее. — Ну чего ты ко мне с этими глупостями пристаешь? Пей поменьше, и спать хорошо будешь. А то вообще допьешься до белой горячки, воевать с кем-нибудь тут станешь…