— Вот приедет Мишка на майские — мы с ним поженимся, и я в Питер к нему уеду! — хвасталась одна, та, что поменьше ростом, с каштановыми волосами и густой чёлкой а-ля ретро.

— Ну, Юлька, дерзай! Москаля давно уже пора взять в оборот, — смеялась другая, рыжая, — Может, из всех нас хоть у вас что-то получится…

— Перестань, Анька, — шутливо отмахнулась Юля, — Вон смотри: утки в пруду! Давай-ка я их сфоткаю…

Девушки сбежали вниз к пруду. Лишь та, что хмурилась и молчала, отошла в сторону и устало села на бревно. Трудно было узнать в этой хмурой и сутулой неудачнице прежнюю Оливу, ту, которой она была всего-то год назад. Теперь густые, чёрно-рыжие волосы её поблекли, стали какого-то неопределённо-серого цвета и унылой паклей свисали на лицо и на плечи девушки; глаза её, прежде такие выразительные, поблекли и заплыли от постоянных слёз. Переживания состарили Оливу, и, глядя на это бледное опухшее лицо, эти мешки под глазами, эти растрескавшиеся губы, эти серые волосы, похожие на паклю, трудно было поверить в то, что ей всего двадцать два года, и ещё труднее было представить, что вот эта неудачница ещё когда-то умела смеяться и нравиться людям.

Аня и Юля, смеясь и шутливо толкаясь, подбежали к Оливе. Внезапно у Ани завибрировал телефон.

— Интересно, кто это ещё, — произнесла Аня, открывая смску. Юля наклонилась над её телефоном и вдруг обе девушки многозначительно переглянулись между собой и заулыбались.

— Что? Что там такое?! — встрепенулась до последнего нерва Олива.

— Да так… — замялась Аня, пряча глаза.

— Что? Почему вы молчите?! — Олива вырвала телефон у неё из рук. Аня даже растерялась.

«Отправитель: Салтыkoff.

Сообщение: Хэй, Анго! Как поживает Москва-столица? Говорит зона Р29. Сегодня высылаю по почте твою книгу. Приём!»

Олива, прочитав это сообщение, вернула Ане телефон и вдруг взвыла в голос, бросившись ничком на перила скамейки.

— Господи ты Боже мой, ну куда Ты смотришь?! Куда?!?! Неужели не видишь, что делают люди, как они обижают других, почему же Ты не вступишься за обиженных, почему не покараешь предателей?! Почему, Господи?! Почему??? Почему?!?!?!

— Ну вот… начинается… — обречённо закатила глаза Аня, — Чёрт его дёрнул написать мне именно сейчас…

— Ну, полно, Оля, полно, — Юля присела на корточки, пытаясь успокоить заходящуюся в рыданиях Оливу, — Не надо плакать здесь… Возьми себя в руки…

— Ответь ему, ответь ему сейчас же, чтобы засунул себе в жопу эту книжку!!! — исступленно ревела Олива, — Я завтра куплю тебе десять таких книжек, только пошли его на хер! Ну пожалуйста!!!

— Ну ладно, ладно, всё, Аня уже послала его и пошлёт ещё раз, только возьми себя в руки, а то на нас уже люди смотрят, — умоляла Юля.

— Плевала я на людей!!! Я несчастный человек…

Даже дома Олива не долго не могла успокоиться. Все разговаривали с ней как с душевнобольной, и её это распаляло ещё сильнее.

«За что мне это, Господи?! За что мне так не везёт, за что такие страдания?!» — думала она, обливаясь слезами…

«А может, ты это заслужила? — вдруг пронеслось в её голове, — Ничего не бывает просто так. Вспомни, как ты поносила и оскорбляла людей ни за что… Как оскорбляла Даниила, который не был ни в чём виноват перед тобой, так как заранее честно объяснил тебе свои позиции… Вспомни, как ты опускала его перед Салтыковым, как смеялась вместе с Салтыковым над Даниилом, пускала слухи, что он импотент, так как не переспал с тобой, а того не поняла, что он в первую очередь не о себе, а о тебе же, дуре, подумал, чтобы ты потом не страдала! А как ты Никки оскорбляла, какими грязными ругательствами публично поносила ты её, за то только, что Даниил выбрал её, а не тебя! Вот и получай за это по полной программе — ты вполне это заслужила своей дуростью и злостью, чтоб с тобой вот так обошлись…»

…Не сразу Олива решилась написать Никки. Но настал такой день, когда отчаяние и боль вдруг толкнули её прийти с повинной к ней — к своей давней сопернице. И вот теперь Олива сидела и изливала душу перед той, которую раньше считала своим врагом…

— Просто может не стоит его так ненавидеть, — сказала Никки, выслушав её, — Ведь это всё не случайно… И мне кажется ты не любила его даже… Просто нашелся человек который исполнит твое главное желание, быть с кем-то рядом да ни абы с кем, а с тем кто тебя лююбит… а больно сейчас твоему униженному самолюбию… Может пора просто научиться отдавать любовь, не ждя ничего взамен? Просто ненависть убивает тебя, ты задыхаешься только от нее….. И меня ты тоже ненавидела, а я хотела быть тебе другом и не говорила ничего о том что у нас что-то с Даниилом есть только потому что он меня попросил… Но Боже мой, как это было давно… и теперь это так неважно… А я просто не понимаю зачем ты пришла теперь ко мне… ведь ты считаешь меня лживой насквозь…

— Не надо, — отвечала Олива сквозь слёзы, — Зачем ты мне это говоришь, мне ведь и так тошно. Это было сто лет назад, и ты меня тоже ненавидела, потому что мы с тобой одного и того же парня делили. И в итоге он оказался не твой и не мой…. Ты думаешь, меня не скребёт, не свербит это всё, и что было тоже….. прости….. хотя нет, ты не простишь, наверное. Мне всегда трудно это было делать — прощения просить. Тошно мне, покончила бы я с этой жизнью, да как уйдёшь с таким камнем на душе. Не знаю, короче… Не удивляйся ничему — мне щас действительно мутно. Может, я мазохист? наверное…

— Оль, я никогда на тебя не злилась… И извиняться тебе не за что передо мной…

…А в это самое время в одном из архангельских диско-баров встретил Кузька Салтыкова. Разумеется, Салтыков был не один, а с какой-то девицей. Вальяжно развалившись на кожаном диване, он в одной руке держал водочный коктейль, другая же бесцеремонно покоилась на бедре этой девицы. В то время как Олива убивалась у себя в Москве, считая свою жизнь конченной, Салтыков, наоборот, чувствовал себя вполне довольным и жизнерадостным.