Этот переход сопровождался мировыми войнами и привел к институциализации Векового Конфликта между Евро-Атлантической (прежде всего, американской) и «социалистической» советской культурой. Поскольку противоборствующие стороны владели огромными запасами оружия массового поражения, развитие конфликта вызывало острую тревогу, в том числе и на уровне элит.

Попыткой выйти из пространства Векового Конфликта стала разработанная в 1960-е годы (как несколько запоздалый ответ на модель Ф. Энгельса) теория постиндустриального общества (У. Ростоу, З. Бжезинский и др.).

Теория опиралась на концепцию «первичного», «вторичного» и «третичного» производств. Под «первичным» производством понималось непосредственное изготовление материальных благ (прежде всего, продуктов питания). «Вторичное» производство создавало условия для такого изготовления: орудия труда в самом широком смысле этого слова, в том числе – промышленные предприятия и обеспечивающую их работу инфраструктуру. Наконец, для «третичного» производства характерен переход к удовлетворению нематериальных потребностей. Речь шла, прежде всего, о преимущественном развитии сферы услуг. Позднее под «третичной экономикой» стали понимать создание информационного обеспечения любых форм производственной и непроизводственной деятельности.

В социальном плане концепция постиндустриализма предусматривала господство корпоративных структур, создание единого правового и административного пространства, преодоление прямых явных форм классового антагонизма.

В последние десятилетия XX века концепция постиндустриализма приобрела популярность, что было вызвано быстрым прогрессом вычислительной техники и возникновением представлений о виртуальной реальности. В настоящее время ряд развитых государств и межгосударственных объединений поставили своей задачей преодоление противоречий индустриального мира и переход к постиндустриальному обществу.

Представляется, тем не менее, что теория постиндустриального общества неадекватно отражает особенности наступающей фазы развития.

Начнем с того, что крайне неудачным является название. Понятие «постиндустриальный» можно понять буквально. В этом случае оно означает «то, что находится за индустриальной фазой». Иными словами, семантический спектр оказывается вырожденным: предлагаемый термин, фактически, не несет в себе информации (индустриальную фазу можно назвать «посттрадиционной»; с формальной точки зрения это верно, но такое название не содержит отсылки к ключевым особенностям фазы).

Если читать термин «постиндустриальный» в категориях постмодернизма (что наверняка не подразумевалось ни Ростоу, ни Гэлбрейтом, ни Бжезинским), он означает: «то, что заключает в себя все формы индустриализма и все индустриальные смыслы». Такое определение информативно и емко, но совершенно недостаточно. Не подлежит сомнению, что «следующая фаза» содержит все индустриальные смыслы (подобно тому, как индустриальная фаза содержала в себе традиционные смыслы). Однако, сутью «следующей фазы» являются новые, не индустриальные смыслы, чего термин «постиндустриальный» не отражает, вне всякой зависимости от того, в какой понятийной системе его воспринимать.

Концепция постиндустриализма (как, в значительной степени, и представления Энгельса о бесклассовом обществе) есть взгляд на будущее с позиции индустриальной фазы. С методологической точки зрения это означает ограниченность всех построений теории рамками индустриализма. Иными словами, находясь внутри индустриальной фазы, аналитик способен правильно выстроить проекцию «следующей фазы» на индустриальное пространство. Само по себе это только полезно, но зачастую приводит исследователей к отождествлению такой проекции и самой фазы.

Представим себе, что на рубеже Высокого Средневековья и Возрождения хороший европейский аналитик осознает ограниченность традиционных способов хозяйствования и попытается представить себе следующую фазу развития, как способ преодоления этой ограниченности.

Очень быстро он «просчитает» структурообразующее противоречие между владеющей землей аристократией и обрабатывающими землю крестьянами. Это противоречие проявлялось в массовых крестьянских восстаниях и, что гораздо важнее для аналитика, в неэффективности хозяйствования, слабой освоенности ряда земель, медленном внедрении новых культур и образцов техники. Особое внимание теоретик обратил бы на то, что любые эксперименты по введению товарного монокультурного производства сопровождались деградацией всех форм экономической жизни в регионе.

Это приведет аналитика к концепции «земля принадлежит тому, кто ее обрабатывает» – со всеми сопутствующими смыслами: ликвидация сословий, равенство людей перед законом, понятие о естественных правах человека, ликвидация цеховых ограничений и цеховой структуры в ремесле. Заметим, однако, что ведущую роль во всех этих процессах, будет, по мнению теоретика, играть Римская Католическая Церковь.

Понимая всю выгодность (и даже необходимость) монокультурного земледелия, ученый придет к выводу об активизации товарообмена. Вероятно, он сможет даже вычислить необходимость всепланетной системы обмена, соответствующей транспортной сети, денежного кредита. Гениальный теоретик сможет додуматься до ассигнаций и банковских структур (при тщательном анализе экономического обеспечения Крестовых Походов подобные прозрения вполне возможны).