Шрифт:
Сполохи под ним обрели четкость, и он понял, что смотрит в глаза кальмара, огромного кракена, который следил за ним в океане, на месте потонувших островов. Его щупальцы коснулись кожи, потянули вниз, отрывая от дельфа, и он с лихорадочной поспешностью начал шарить над плечом — там, где находилась рукоять клинка. Но руки хватали пустоту, а бездна под ним выла и ликовала: наш!.. наш!.. наш!..
«Меч, — подумал он, сопротивляясь из последних сил, — где мой меч?» Внезапно другая мысль пронзила его: как он дышит под водой, в холодной бездне, в объятиях жуткого чудища? И тут же живые толстые канаты сдавили его грудь, вызвав приступ удушья. Он захрипел в предсмертной муке и вдруг почувствовал, как что-то теплое, шершавое касается виска, лижет ухо и волосы, толкает, будит…
Иеро поднял тяжелые веки, сел, согнулся и раскашлялся. Треснувшие бетонные стены разрушенного здания нависали над его головой, темнея в предрассветном сумраке, по ним карабкался плющ с огромными, в три ладони, листьями, а рядом, на подстилке из тех же листьев, стонал и метался Сигурд. Видно, ему тоже снились кошмары.
«Плохой воздух, очень плохой, — деловито заметил Горм, пихая Сигурда носом в шею. — Уходим, скорее! Тут можно уснуть и не проснуться».
Иеро откашлялся, поднялся и растер грудь. Кололо в ней так, будто он проглотил ежа.
«Вечером ты сказал, что воздух хороший».
«То было вечером, друг Иеро. Ночью ветер переменился, дует с севера и несет дурной запах из железных джунглей».
Железными джунглями Горм назвал полуразрушенную фабрику, которая встретилась им по пути. Ее забор и здания не уцелели, трубы рухнули, стальные фермы и агрегаты разъела ржавчина, но огромные газгольдеры из прочной керамики остались в целости и относительной сохранности. В них, видимо, был какой-то ядовитый газ, сочившийся сквозь незаметные трещины и даже в микроскопической дозе вызывавший кашель и рвоту. Они обошли это место с подветренной стороны, и Иеро отметил, что в полумиле от рухнувшего забора нет ни травинки, ни кустика. Сейчас их отделяло от фабрики не меньше двух миль, но в воздухе ощущался резковатый запах — глаза от него слезились, а в горле першило.
Сигурд проснулся, встал на четвереньки, сплюнул. Лицо его было бледным, губы посерели, и теперь священник мог представить, как выглядит он сам.
«Быстрее! — торопил Горм, уже взбиравшийся на груду заросшего мхом мусора. — В этом месте пахнет смертью! Шевелитесь, вы, сонные барсуки!»
Люди подобрали свое снаряжение — фляги и мешки с едой, мечи, копья и арбалеты с запасом стрел — и полезли вслед за медведем. То, что находилось за холмами битого кирпича и треснувших бетонных плит, было когда-то улицей, плотно застроенной высокими домами. Стены их давно обвалились, превратившись в подобия длинных погребальных курганов, на которые ветер нанес скудную почву и семена растений; мох, папоротник и плющ покрывали их, а кое-где грозили колючками большие кактусы и тянулся вверх серо-желтый тонкий бамбук. Мрачная картина! Зато эта магистраль вела прямо в центр огромного города и была достаточно широкой, чтобы посередине ее осталось свободное от завалов пространство. Там, поверх устилавших улицу обломков, спрессованный тысячелетиями, кто-то протоптал тропу. Кто именно, Иеро не представлял, поскольку его ментальный поиск оказался безрезультатным. Никаких существ с интеллектом выше крысиного в этих развалинах не водилось.
— Кладбище, — пробормотал Сигурд за спиной священника. — Не место для живых. Сны о том предупреждают.
— Ты видел что-то жуткое?
— Видел Олафа и Гунара. Гунар навалился сзади, а Олаф медленно резал глотку.
— Это газ, — сказал Иеро. — Ветер за ночь переменился, и мы дышали плохим воздухом, что вызывает кошмары. — Он продублировал эту мысль для Горма, и медведь заметил:
«Не думаю, что дело только в воздухе. Тебя снова звали, друг Иеро, и в этот раз зов был гораздо сильнее, чем над морем. Разве ты не почувствовал?»
Пожалуй, Горм прав, мелькнуло у священника в голове. Он попробовал припомнить свой сон: предупреждение о том, что он отклонился от нужной дороги, и обещание неслыханной награды. Что ему посулили? Кажется, бессмертие и власть? Опасные дары, если их преподносит Нечистый!
В эту ночь, как и в четыре предыдущих, Иеро не ставил ментальный щит, ожидая пришествия зова. Это было опасным экспериментом, но зов являлся путеводной нитью их скитаний в небесах, над огромным и незнакомым континентом. Его пространства казались необозримыми; дальше к востоку изогнутым каменным поясом вставали горы, за ними на тысячи миль тянулся Сайберн, а южнее, за хаосом горных хребтов, пустынь, озер и рек, лежали совсем уж неведомые земли, сказочные Инди и Чина. Искать там источник сигналов вслепую было бессмысленным занятием; в этих розысках Иеро мог полагаться лишь на свое телепатическое чутье.
И вот, одурманеный газом, он погрузился в кошмары и не сумел уловить нужного направления! Правда, священник был уверен, что слышит зов не в последний раз, и что Горм тоже уловил ментальные сигналы. Это позволяло надеяться, что дальнейший маршрут будет более или менее ясен.
«Ты понял, откуда приходит зов?» — спросил он у медведя.
«С восхода солнца и теплых краев, — отозвался Горм, что означало юго-восточное направление. — И теперь он идет не сверху, друг Иеро, а всего лишь издалека».
Возможно, это означало, что источник ментальных импульсов приблизился? Но почему во время прежних сеансов сигнал приходил с небес?
Не успел священник обдумать эти вопросы, как в его сознании прозвучал беззвучный голос брата Альдо:
«У вас все в порядке, мой мальчик? Где вы? На месте ночного привала или уже тронулись в путь?»
«Идем, — коротко ответил Иеро. — Думаю, к полудню окажемся на центральной площади».
Их дирижабль добрался до Моска прошлым утром, и вид города поразил путников. Разумеется, он лежал в развалинах, но мнилось, что ядерная смерть не тронула это место, и лишь время, ветры и дожди потрудились над ним, превратив многоэтажные здания в руины. К городу со всех сторон подступали дремучие леса, полные жизни, и там, похоже, были разумные обитатели; Иеро заметил, что кое-где на южных опушках стоят бревенчатые форты, спрятанные под ветвями могучих дубов и буков. Люди не показывались, и, за дальностью расстояния, он не смог нащупать кого-нибудь из обитателей чащи, но почувствовал общий ментальный фон, который незримым туманом струился над южными лесами.