Шрифт:
— Тут-то их и взорвали. А ты пообщался со старшим Ходорковским? Я с ним разговаривал вчера, и он мне рассказывал, что к нему не приходил никакой Горин, а если бы пришел Горин, то сразу был бы сдан охране.
— Я общался со старшим Ходорковским на суде. Он мне сказал, что все это блевотина. Комментарий был достаточно коротким. На месте старшего Ходорковского, если бы ко мне пришел киллер и стал жаловаться на свои проблемы, я бы тоже вызвал службу охраны. Я не утверждаю, что Горин действительно говорил со старшим Ходорковским. Я просто говорю, что есть такие свидетельские показания.
— Свидетели ведь не ходили с Гориным к Ходорковскому?
— Нет, они ждали на улице. Кроме Горина там никого не было.
— А Горин убит. Пропал. И выходит, что ты поверил свидетелям, которые бандиты, а со старшим Ходорковским даже не поговорил?
— Я по-честному несколько раз пытался. Вариантов вообще не было. Два месяца я честно звонил в пресс-центр Ходорковского. То, что их стороны нет ни в одном фильме, это полностью их вина. Я много раз на суд приезжал. Я звонил. Что там за барышня сидит такая странная, руководит пресс-центром?
— Маша Орджоникидзе?
— Не помню, как зовут, — не смог Алексей Малков вспомнить имя женщины, которой звонил целых два месяца. — Странные они какие-то. Каждый, кажется, там свои проблемы решает. Пресс-центр у них заточен конкретно на утаивание информации.
— Скажи мне, ты считаешь Ходорковского убийцей?
— Я не говорил, что он убийца. Обвинение в убийстве ему даже не предъявлено.
— Но в массовом сознании, воспитанном на твоих фильмах, Ходорковский убийца.
— Я не виноват, что Ходорковский руководил ЮКОСом, и ЮКОС замешан в убийствах.
Мы просим в ресторане счет. Я продолжаю задавать вопросы, не надеясь, что Алексей Малков изменит свое мнение о деле Ходорковского. Более того, я хотел бы, чтоб он, этот юноша с честным лицом, убедил меня.
Тогда вышло бы просто, что я дурак. А сейчас выходит, что торжествует несправедливость. Я спрашиваю: — У тебя в последнем фильме «Чистосердечное признание» есть текст, что ЮКОС продан за 150 миллионов, а стоил как минимум 15 миллиардов. Откуда ты взял эту цифру?
— При первом директоре ЮКОСа Муравленко проводили оценку. Я общался с бывшим пресс-секретарем ЮКОСа. Он сказал: от 10 до 15 миллиардов.
— То есть уволенный свидетельствовал против уволившего? Ты ведь знаешь, что Ходорковский купил меньше половины ЮКОСа, что у ЮКОСа был долг 4 миллиарда, и Ходор все отдал? То есть на самом деле он купил пол-ЮКОСа за 4 миллиарда, ты знаешь?
— Но все равно он ведь знал, что покупал.
— У тебя есть фраза в фильме: «Анатомия успехов ЮКОСа всегда вызывала много вопросов, причем Ходорковский не сделал для этого ровно ничего». Вопрос: знаешь ли ты, сколько стоила нефть тогда?
— Ну меньше, чем сейчас.
— Восемь долларов за баррель. Знаешь ли ты, какая была себестоимость нефти в ЮКОСе до Ходорковского?
— Я знаю, что там были проблемы.
— Сколько?
— Не знаю.
— Двенадцать долларов за баррель. То есть получался убыток, даже если нефть шла на экспорт. А транспортировка? А налоги? То есть на самом деле ЮКОС, который покупал Ходорковский, был убыточной компанией. А знаешь ты, какая себестоимость нефти была у ЮКОСа в 2003 году?
— Не знаю.
— Полтора доллара.
— Ну талантливый, конечно, человек, — говорит Алексей Малков про Ходорковского.
Мне кажется, еще немного, и нам удастся договориться. Алексей признает свой фильм оголтелой пропагандой и расскажет, почему согласился делать эту пропаганду, а я расскажу ему, как сам в молодости не умел отличать пропаганду от правды, да и сейчас не умею толком. Я говорю: — Что ж ты пишешь «анатомия успехов ЮКОСа всегда вызывала много вопросов, причем Ходорковский не сделал для этого ровно ничего». Это же неправда.
Алексей молчит. Давным-давно в какой-то книжке я прочел, что если хочешь угадать мысли человека, надо попытаться повторить его выражение лица. Я пытаюсь.
Я знаю это чувство. Он увлекся рассказыванием истории. Этот парень, сидящий напротив меня за столом, увлекся историей о виновности Ходорковского точно так же, возможно, как я увлекся историей о невиновности Ходорковского. Возможно, мы оба рассказываем неправду. Только он в телевизоре, а я нет. Он говорит: — Моя мама посмотрела мой фильм и сказала: «До твоего фильма я даже не понимала, в чем обвиняют этого человека». Фишка-то в чем. Я рассказал историю в красках и в лицах. Если я соврал, то подайте на меня в суд.