Дальше она принялась рассказывать, чем отличается содержание заключенных в изоляторе № 1, куда перевели ее сына в начале августа, от содержания заключенных в изоляторе № 4, где он сидел до того, как вознамерился стать политиком. Выяснилось, что если хочешь послать заключенному передачу в первый изолятор, надо занимать очередь в пять утра. Еще выяснилось, что нельзя передавать в тюрьму туалетную бумагу, а в тюремном ларьке туалетная бумага закончилась.

Минут через сорок заседание суда продолжилось, но только для того, чтоб судья объявил новый перерыв еще на два часа.

— Не дозвонились, наверное, до кого-то важного, — резюмировала Марина Филипповна.

Во время второго перерыва в суд пришла жена Михаила Ходорковского Инна, которой с утра надо было отвести детей в школу. Я спросил ее: — Вы думаете, отложат суд или будут проводить без Падвы?

— Отложат, наверное, — сказала Инна. — Не могут же они совсем без адвоката. Даже если они и думают, что мы специально затягиваем.

Потом Инна стала рассказывать, чем отличаются свидания в изоляторе № 1 от свиданий в изоляторе № 4.

В четвертом изоляторе Инна разговаривала с мужем через стекло. Теперь разговаривает через два стекла и решетку.

— Он мне говорит «прорвемся», — она пожала плечами. — А я ему говорю: куда уж прорвемся — раньше было одно стекло, теперь два стекла и решетка.

Когда кончился перерыв, Инна оказалась в двух метрах от мужа, но им было запрещено разговаривать. Они разговаривали беззвучно. Глядя на жену, Михаил Ходорковский быстро шевелил губами, и жена так же одними губами отвечала ему. Ходорковский двигал ладонью так, будто гладит жену по голове, шутливо грозил ей за что-то пальцем, изображал пальцами бегущего человечка, рисовал пальцем в воздухе какой-то квадратный предмет…

Заседание продолжалось. Судья сообщил, что, по его сведениям, адвокат Падва действительно серьезно болен, госпитализирован в урологическое отделение и может проболеть месяца полтора. А суд не может быть отложен больше чем на месяц, и поэтому, сказал судья, пусть Ходорковский выберет себе другого адвоката или суд сам адвоката назначит.

— Ваша честь, — сказал Ходорковский, — насколько мне известно, Генриху Павловичу завтра сделают биопсию.

Результаты будут известны в пятницу или понедельник. Если выяснится, что форма болезни не агрессивная, во вторник или в среду Генрих Павлович придет на суд. Или у меня будет другой адвокат, которому не придется долго знакомиться с делом.

— Если ситуация будет развиваться по плохому развитию, не дай бог, — сказал судья Ходорковскому и постучал по дереву, — сможете вы ответить в понедельник в 11 утра, кто у вас адвокат?

— Если будут известны результаты биопсии, — осужденный пожал плечами. — Прокурор с больницей связан напрямую. Если он сможет узнать быстрее, чем я…

— Я думаю, прокурор узнает утром в понедельник, кивнул судья.

Суд перенесли на следующий понедельник. Ходорковский просил только, чтобы его могли посещать в тюрьме адвокаты.

— Если они заключат соглашение, — нашелся судья, то, конечно, смогут посещать вас и советоваться.

— У них заключено со мной соглашение на представление моих интересов в Страсбурге, — улыбнулся Михаил Ходорковский.

— Ну здесь не Страсбург, — судья не улыбался.

В понедельник, 19 сентября, заседание продолжилось.

— Ходорковский, встаньте, — сказал судья, ровно в 11 утра открыв заседание. — Вы обещали определиться с адвокатом.

— Ваша честь, — Ходорковский встал в стеклянной клетке. — После прошлого заседания, буквально на следующий день, в три камеры из десяти на нашем этаже втолкнули инфекционного больного, на полчаса в каждую камеру, и объявили строгий карантин. Только случайностью можно объяснить, что в одной из этих трех камер сижу я, а в другой — Платон Лебедев.

Ходорковский стал рассказывать, что из-за карантина никого из адвокатов, защищавших его в суде первой инстанции, во все эти дни не пустили к нему в изолятор. Ходорковский говорил, что из-за этого не мог справиться о состоянии здоровья своего адвоката Генриха Падвы и не мог узнать, кого адвокат Падва советует назначить вместо себя.

Судья не слушал. Судья обратился к прокурору Дмитрию Шохину и спросил, располагает ли обвинение сведениями о состоянии здоровья адвоката Падвы. Обвинение располагало. Прокурор Шохин представил суду справку, из которой следовало, что лечиться адвокат Падва будет не меньше месяца и, стало быть, не может участвовать в судебных заседаниях. В зале присутствовали адвокаты Антон Дрель, Денис Дятлев и Елена Левина, защищавшие Михаила Ходорковского в суде первой инстанции, и Михаил Ходорковский пытался ходатайствовать из клетки: — Ваша честь, я хотел бы поговорить с адвокатами, защищавшими меня в суде первой инстанции, узнать, если справка соответствует действительности, кого Генрих Павлович Падва считает наиболее подготовленным, чтоб защищать меня.

Судья не слушал. Прокурор продолжал говорить.

— Я считаю, — говорил прокурор, — что высокопрофессиональные адвокаты Дятлев, Дрель и Левина, присутствующие в зале, не только вправе, но и обязаны защищать Ходорковского Михаила Борисовича.

— Ваша честь, — пытался возражать Ходорковский, ни один нормальный человек, кроме судей Мосгорсуда, не в силах изучить так быстро 400 томов дела. Адвокат Дятлев занимался только одним эпизодом. Адвокат Левина помогала Генриху Павловичу Падве с протоколом. Я просто не знаю, кто из адвокатов способен…