Что было, то, пройдя, стало судьбою.

Не избежал я своего удела:

Чтец слеп, памяти цепкой ослабленье,

Литературой злоупотребленье…

Желанье смерти мною завладело.

Дождём плиты могильной омовенье,

Где две абстрактных даты и… забвенье.

Я

Таинственное сердце, мозг, потоки

Незримой крови в венах, Стикс и Лета

Внутренностей, костистости скелета

Под дряблой кожей – к телу дни жестоки…

Всё это я, но кроме плоти тленной

Я также память о мече старинном

И огненном светиле, в мрак низринном,

Рассеивающимся во вселенной.

Я видевший когда-то наяву мир,

Теперь ослеп. Знаток обузой ставших

Книг и гравюр, от времени уставших,

Завидую я тем, кто уже умер.

Как странно быть в печальном доме этом

Слова перебирающим поэтом.

Мир больше не подробен. Отлучённый

От ставших недоступными мне улиц,

Любимых различать я не могу лиц,

Слепец, руками видеть обречённый.

От книг осталось то, что сохранила

Забвенья форма – память. Содержанье

Не помню, лишь формат… Неудержанье

Досадно – Мнемозина изменила!

Неровность на полу подстерегает

И каждый новый шаг чреват паденьем.

Вновь нет рассвета вслед за пробужденьем.

Слепец иначе время постигает…

Лишившийся событий, мир стал пресным

Однообразным и безынтересным.

С рожденья моего несу я бремя:

И чайной ложкой и большой черпалкой

Обкрадывает мелочное время

Моё плохое зренье. Шарю палкой…

Дни прожитые сильно подточили

Букв контуры и лиц, любимых мною.

Чтеца с библиотекой разлучили…

Ослепшие глаза тому виною.

Цвет голубой и алый – за туманом,

А зеркало предметом серым стало.

Со вздохом констатирую устало:

Двойник мой в нём был зрительным обманом.

Теперь я вижу только сновиденья

И слепну сразу после пробужденья.

И прянул свет! Кружась в сознанье спящем,

Обрывки снов к былому сну восходят,

И вещи неминуемо находят

Свои места в постылом настоящем.

Мне грезились: миграции сквозь время

Птиц и народов, орды, легионы,

Рим, Карфаген, руины, казни, троны,

Всех прошлых лет мучительное бремя!

А вот и возвращается сегодня:

Моё лицо, мой голос, ноги, руки,

Цвета и формы, запахи и звуки,

И память – наказание Господне!

Довольно снов – в одном из пробуждений

Увидишь мир без этих наваждений.

Ты – слеп. Твой взор сожжённый ненавидит

Палящий диск, зияющий зловеще.

Теперь ты лишь ощупываешь вещи.

Он – свет, отныне чёрный. Он всё видит.

Мутации луны, капель клепсидры,

И то, как отдают земные недра

Свой скудный сок корням упорным кедра.

В нём рдеют тигры и чернеют гидры.

Как скопище несметных повторений,

Глядящихся в своё отображенье,

Он – сущего живое отраженье

И каждое из Собственных творений.

Я звался Каином. Познав мои страданья,

Господь украсил адом мирозданье.

Я совершил тягчайший из грехов,

Я не был счастлив. Нет мне оправданья.

Извёл я годы, полные страданья,

На поиски несбыточных стихов.

Родители мои меня зачали

Для тверди, влаги, ветра и огня,

Ласкали и лелеяли меня,

А я их предал. Горше нет печали.

Проклятье мне. Я тот, кто дал созреть

В своём уме, очищенном от чувства,

Обманчивым симметриям искусства,

Я их взалкал, а должен был презреть.

Пускай я проклят с самого зачатья -

Веди меня вперёд, моё проклятье!

Пока ещё ни мрака нет, ни света,