– Что?

– Что ты решил остаться? Ты, случаем, не кидал на меня карту?

Он двинул плечом.

– Нет, хозяйка.

Я смотрела на него, раздумывая, почему я ему не верю…

Пришел Хоггард. Кинул передо мной шкуры добытых зверей.

– Взгляни, Гвенда…

Я придирчиво осмотрела шкуры, отыскивая плохую выделку, вылезший мех или оплошное отверстие от стрелы. Одобрительно кивнула.

– Продашь мне или повезешь на ярмарку?

Он усмехнулся в усы.

– А ты как хочешь?

Я знала, что нравлюсь ему. Только не знала, что нравится больше – я или моя корчма. Хоггард был охотником, но, похоже, его все больше тянуло к оседлости. Иногда я подумывала, не сказать ли ему «да». Но почему-то все больше в его отсутствие…

– Прикинь на себя. Нет, не эту, голубую.

Лиса была такой большой и пушистой, что накрыв голову и обернув шею, обняла и плечи. Смеясь, я показалась Хоггарду.

– Ну как?

Он одобрительно кивнул, зацокали языками повернувшиеся от стола мужчины. Я повела плечом, изображая изнеженную леди, которой, верно, и доведется носить этого дорогого зверя, – и поймала взгляд Ингри. Он стоял на пороге с охапкой дров в руках и смотрел на меня. Я скинула лису.

– Славная добыча, Хоггард.

Ингри прошел через корчму. Смуглое бледное его лицо раскраснелось от работы на морозе, глаза блестели. Что значит одна горячая ночь для усталого солдата…

– Куда дрова, хозяйка?

– Охапку тащи к камину, остальные под навес.

Когда Ингри наклонился, его мокрая рубашка прилипла к спине. Я сказала недовольно:

– Говорила ж тебе, переоденься! Возьми вот.

Протянула ему наконец довязанную безрукавку. Ингри уставилась на нее, будто на какую-то невидаль. Просто стоял, смотрел и молчал. Забеспокоившись, я посмотрела тоже. Все, как обычно: козий пух, плотная вязка, на груди – обереги от нечисти…

– Спасибо, хозяйка, – наконец сказал Ингри.

– Не за что. Дорубишь дрова, подкинь скотине сена.

Хоггард проводил солдата озадаченным взглядом.

– Это еще кто такой?

– Новый работник.

– И откуда он такой взялся?

– С юга.

– Ты что, с ума сошла? Он же из Картежников! Придет к тебе ночью и горло перережет!

Я закатила глаза.

– А я-то на другое надеялась! Пусть его, Хоггард. Он же меня не обирает. Дождется своих друзей – и пойдет своей дорогой.

– Друзей… – проворчал Хоггард. – Знаем мы этих друзей!

И принялся меня пугать. Битых полчаса я с большим интересом выслушивала несколько версий рождения этого чернявого молодчика и ожидающих меня отсюда неприятностей. Когда я в очередной раз посмеялась над очередной своей гибелью – на этот раз от лап нечисти, выходящей из могилы Картежников с перевала, – разозленный Хоггард выпалил:

– Да ты что, не знаешь, что все ночные твари в округе выходят из этой проклятой сагверовской могилы?!

Он смолк внезапно, будто кто хватил его за горло. Неслышно подошедший Ингри замер, уставившись на него.

– Иди передохни, Ингри, – сказала я с осторожностью.

Солдат моргнул, словно его разбудили. Посмотрел на меня широкими мертвыми глазами.

– Но этого не может быть… – сказал тихо.

Не так уж, видно, Ингри надоели мои расспросы, коль он опять остался коротать ночь у камина. Все же каждую мелочь, каждое слово об Отряде Судьбы приходилось вытягивать из парня клещами. Единственное, о чем он мог говорить без конца, были его драгоценные карты.

– Откуда они у тебя?

– Сагвер ходил… скажем, в запретное место… и вынес их оттуда. И это стало его благословением. И его проклятьем.

– Если сам не гадаешь, отдай кому другому.

Он невольно коснулся висящего на груди футляра.

– Нет. Ты не понимаешь. Я не могу с ними расстаться. Это как болезнь. Как… страсть. Сначала пробуешь из любопытства. Раз, другой, третий… А потом понимаешь, что ничего не можешь решить без них. И кроме того, карты сами выбирают себе хозяина.

– Как это?

– Они открываются не всякой руке.

Я смотрела с любопытством.

– Значит, вместо того, чтоб советовать, они начинают тобой управлять? И как же ты теперь… без их советов?

– Я говорил – мне все равно. Знаю одно – однажды я умру. И этого довольно.

– Все мы умрем, рано или поздно, экая новость! А почему ты предложил мне открыть карту?

Он, видно, и сам в первый раз об этом задумался.

– Ты… – он помолчал, глядя в стол. – Ты была такой неспокойной… беззащитной…