Запас глупости отодвинули на второе место беспорядки в Манчестере, устроенные воинствующим крылом нет-выборного движения. Толпа била окна, переворачивала машины, и по меньшей мере дюжина человек были арестованы. Страна руководствовалась концепцией выбора, и растущая часть граждан, считавших, что в условиях ограниченного выбора им жилось проще, сплотилась в так называемых нет-выборцев и потребовала права не иметь выбора. Премьер-министр Редмонд Почтаар осудил насилие, но пояснил, что предпочтение выбору перед «просто лучшими услугами» оказала как раз предыдущая администрация, и таким образом это само по себе являлось нет-выборным принципом для нынешнего правительства. Член парламента Альфредо Траффиконе быстро сориентировался и заявил, что каждый гражданин имеет неотчуждаемое право выбирать, хочет он иметь выбор или нет. Нет-выборцы предложили провести референдум, чтобы решить вопрос раз и навсегда, и у оппозиционной фракции выбора не было иного варианта, как только согласиться с этим. Еще больше настораживало, что воинствующее крыло, известное только как «НЕВАРИАНТ», выражало готовность пойти дальше и требовало, чтобы в бюллетенях для голосования стоял лишь один вариант — нет-выборный.

Было полдевятого, и девочки уже ушли в школу.

— Дженни опять не съела свой тост, — сказала я, ставя тарелку с нетронутым содержимым рядом с раковиной. — Эта девчонка вообще ничего не ест.

— Оставь под дверью у Пятницы, — посоветовал Лондэн. — Он может съесть его на обед, когда встанет — если встанет.

В дверь позвонили, и я выглянула в окно гостиной, гадая, кто это может быть, потом открыла и обнаружила… Пятницу. Другого Пятницу.

— Привет! — сказала я весело. — Зайдешь?

— Я немного спешу, — ответил он. — Просто хотел узнать, подумала ли ты о моем вчерашнем предложении насчет замены. Привет, пап!

Лондэн присоединился к нам в дверях.

— Привет, сынок.

— Это, — сказала я светским тоном, — Пятница, о котором я тебе говорила… тот, которого нам полагалось иметь.

— К вашим услугам, — вежливо сказал Пятница. — И твой ответ? Извини, что давлю на тебя, но путешествия во времени еще предстоит изобрести, и нам приходится очень тщательно взвешивать варианты.

Мы с Лондэном переглянулись. Мы уже приняли решение.

— Ответ «нет», Душистый Горошек. Мы оставим себе нашего Пятницу.

У Пятницы вытянулось лицо и резко изменилась манера общения.

— Это так типично для тебя. Вот он я, уважаемый член Хроностражи, а ты по-прежнему обращаешься со мной как с ребенком!

— Пятница…

— Почему вы оба такие глупые? На кон поставлена история мира, а вы только и можете, что беспокоиться о своем ленивом мешке с дерьмом вместо сына!

— Будешь так разговаривать с матерью, отправишься к себе в комнату.

— Он уже у себя в комнате, Лонд.

— Верно. Ладно… ты меня понял.

Пятница надулся, гневно зыркнул на нас обоих, сказал мне, чтобы я больше не называла его Душистым Горошком, и ушел, захлопнув за собой садовую калитку. Я повернулась к Лондэну.

— Мы правильно поступаем?

— Пятница просил нас отговорить его от вступления в Хроностражу, и именно этим мы и занимаемся.

Я прищурилась, силясь припомнить.

— Правда? Когда?

— На нашем свадебном приеме. Когда Лавуазье заявился, разыскивая твоего отца.

— Черт, — сказала я, внезапно вспоминая.

Лавуазье я не любила больше других оперативников Хроностражи, а в тот раз с ним был напарник — парень лет двадцати пяти со смутно знакомым лицом. Только несколько лет спустя мы сообразили. Это был Пятница собственной персоной, и его совет звучал недвусмысленно: «Если у вас когда-нибудь будет сын, который захочет стать Хроностражем, постарайтесь его отговорить». Возможно, он не просто жаловался. Возможно, это было… предупреждение.

Лондэн положил руку мне на талию и сказал:

— Думаю, надо последовать его лучшему совету и посмотреть, куда это нас приведет.

— А Конец Времен?

— Разве твой отец не говорил, что мир всегда в пяти минутах от полного уничтожения? Кроме того, это же только в пятницу вечером. Само рассосется.

Я села на трамвай до работы и так глубоко задумалась, что проехала свою остановку и мне пришлось топать пешком от самого МайкроТеха. Без Путеводителя я была надежно приклеена к реальному миру, но вместо ожидаемого ощущения глубокой потери я испытывала нечто более похожее на облегчение. В последний свой день в качестве ПБЗС я зарубила все шансы на книжную интерактивность и превентивный удар по Торопыге Глушаку и дышащему на ладан Бульварному роману, и единственным беспокоившим меня «хвостом» была необходимость разобраться с этой мохнорылой дрянью Четверг-1–4. Это если ее не стерли на месте за незаконную прогулку на Ту Сторону. Ну, надежда есть всегда. Беллетриция обходилась без меня столетиями и, несомненно, продолжит в том же духе. Имелся еще один большой плюс: теперь я лгала Лондэну гораздо меньше. Ладно, я по-прежнему делала кое-какую ТИПА-работу, но, по крайней мере, могла снизить свое вранье с «возмутительного» до более приемлемого «чудовищного». Совершенно неожиданно я почувствовала себя по-настоящему счастливой, а такое со мной случалось не часто. Если бы не крупные проблемы с перерасходами в «Акме» и вероятностью опустошительного хроноклизма в ближайшие три дня, все было бы прекрасно.

— Ты выглядишь счастливой, — сказал Безотказэн, когда я вошла в офис «Акме».

— А разве я не всегда такая?

— Нет, — сказал он, — практически никогда.

— Ну, это новая я. Ты заметил, как птицы пели сегодня утром?

— Они всегда так поют.

— А… небо тоже всегда такое синее?

— Да. Могу я спросить, что стало причиной столь внезапной перемены?

— Книгомирье. Я больше туда не хожу. Все кончено.

— Ну-у, — протянул Безотказэн, — это великолепная новость!