Непочтительная муха, которой были по барабану все на свете истерики, кружилась над столом.

— Ах, ты так! Ну держись! — воскликнул Егор, обнаружив, что гнусное насекомое и не подумало выполнить приказ.

Он схватился за рукоять Яхирона, раздался свист разрезаемого воздуха, и хозяин «Веселой бадьи» выпучил глаза. Меч ударил с такой скоростью, что на миг размазался в воздухе, и на столешницу упал разрубленный надвое мушиный труп.

— Вот так… будут знать… огненный клинок на белом коне, — Егор вонзил Яхирона на место. — Эй, Бешеный, наливай! Выпьем за эту… как ее, особую шогготскую скромность…

Бешеный Соня, в отличие от мухи, все сделал как просили, и они стукнулись кружками.

— А с другой стороны, чего ты расстраиваешься? — Ганди-Ла, судя по заплетающемуся языку, тоже развезло. — Ты же не Алла Борисовна Пугачева, чтобы тебя везде узнавали?

— Кошмар, — ужаснулся Егор. — И тут ее знают?

— Ее везде знают, — сообщил из-под стола Аладдин. — Во всей множественной совокупности миров славой ее превосходят только два персонажа — Корвин, сын Оберона, и Билл Гейтс-Виндоус-Мастдай Многократнопроклятый, гореть ему во веки веков в преисподней.

— А эту… Анну Семенович? И Колю Баскова? — Егор потянулся к кружке, чтобы промочить горло.

Ответить никто не успел.

Дверь «Веселой бадьи» распахнулась, и в кабак ворвалась оживленная толпа, размахивающая транспарантами, дудящая в дудки и вопящая: «К нам приехал, к нам приехал имярек наш дорогой…» Находившийся в ее авангарде стражник, тот самый, что стоял у ворот, при виде Егора замахал руками и завопил:

— Вот они! Я сразу узнал! Как только меч начал разговаривать!

— А я что говорил? — обрадованный Аладдин вылетел из-за стола и поднялся к самому потолку, где и принялся выделывать мертвые петли. — Справедливость всегда торжествует! Сечешь?

Егор ошеломленно смотрел на приближающуюся толпу, на веселые лица, и тяжелые, пропитанные обидой и пивом мысли ворочались у него в голове: опознали, гады, да только с подсказки, и поэтому вы не заслуживаете, чтобы лицезреть великого героя, который…

— Привет тебе, о славнейший среди мужей! — изрек пышнее всех наряженный гоблин, судя по важному виду и ключу на шее то ли мэр, то ли бургомистр, то ли просто городской голова.

— Чей? — тупо спросил Егор.

— Что «чей»? — не понял гоблин.

— Чей муж? — последние обрывки способности здраво мыслить тонули в особом шогготском пиве, уровень которого внутри Егора поднялся выше «ватерлинии». — Я вроде бы… как бы не женат…

— А это в философском смысле, — махнул рукой городской голова. — Мы рады приветствовать в Тол-Асторе того, кто совершил множество славных подвигов и совершит еще больше. Вперед!

Последний возглас относился к двум замершим по сторонам от головы барышням. Одна наклонилась к Егору и повесила ему на шею венок из чего-то шуршащего, пахучего и колючего, а вторая с улыбкой поставила на столешницу расписной поднос, на котором лежал кусок вроде бы мяса, но то ли протухшего, то ли приготовленного в соответствии с правилами высокой до извратности кухни, и стояла чашечка с красной пастой, похожей на вишневое повидло.

Набившиеся в «Веселую бадью» горожане выжидательно замолчали.

— Чего ты застыл? — брызгая слюной, зашипел Аладдин. — Это у гоблинов как хлеб-соль. Хватай хряпрюсию, обмакивай в бильгасию, жуй и не забывай при этом улыбаться! Быстро, быстро!

— Ну, ваще… это есть? — будь Егор трезв, его бы вырвало от одного запаха и вида хряпрюсии.

— Ага, — подтвердил городской голова. — Засижено лучшими мухами Тол-Астора!

Егора передернуло, он почти наугад протянул руку, схватил кружку, стараниями Бешеного Сони вновь полную особого шогготского, и опростал ее одним махом. Затем глаза его закатились, и он упал лицом вперед, прямо на поднос, носом угодив в протухшее мясо, а правой бровью — в бильгасию.

Зашуршал венок из листьев священного ароматического дуба, переплетенного с не менее священным можжевельником, а городской голова вытаращил глазищи и приоткрыл рот.

— Ура! Великий герой отведал блюда! — закричал Ганди-Ла, сообразивший, что надо как-то спасать ситуацию.

— Ура! — отозвалась толпа, и отдельные ее особенно экзальтированные представители из задних рядов, откуда невозможно было наблюдать за тем, что происходит за столом, пустились в пляс.

Но Егор ничего этого уже не видел и не слышал.

Проснувшись, он поначалу решил, что находится в съемной квартире. Вспомнился неудачный зачет у Кащея, свидание с Мариной, на которое она притащила своего хахаля, покупка водки и необычайно яркий, детальный сон, приснившийся опосля употребления этой водки внутрь.

От отчаяния Егор даже застонал, отчего боль в голове усилилась, а в брюхе что-то неприятно забулькало.

— Что, дружок, похмелье? — спросил кто-то ехидным голосом. — А я ведь говорил вчера, предупреждал. И на что ты теперь похож, ради всех богов Вселенной? Уж не на героя точно!