– А робяты вовсе младые!

– На детишков длань подняли!

– Да как у них токмо руки не отсохли!

Чуть разрядило обстановку удивленное восклицание:

– А ентот, гля-кась! Думала, кончается уж, хрипит пред смертушкой, а он… храпит!

Молодец, Микеланджело. Пожалуй, пусть и дальше хрипит-храпит, ни к чему будить, о чем я и сказал Щуру. Десятник, подумав, согласился.

Но удивление затесавшимся пьянчужкой прошло быстро, и вновь стало нарастать возмущение:

– А ентого, гля-кась, вовсе убили!

– Изверги!

– Поганцы!

Дальше больше, и вслед за этим посыпались незамедлительные комментарии:

– Приперлись тут к нам на Русь!

– Кто вас сюда звал?!

И в завершение, как кульминация, уже хорошо мне знакомое:

– Бей!

Толпа угрожающе двинулась вперед, но тут же была остановлена зычным окриком Щура:

– Назад!

Почти сразу вслед за этим он перестроил своих людей. Половина продолжала оставаться лицом к полякам, а вторая во главе с десятником развернула коней на сто восемьдесят градусов и угрюмо уставилась на толпу.

– Ну, кому живота своего не жаль?! – зло осведомился Щур у отхлынувшей толпы и уже гораздо тише, пытаясь успокоить, продолжил: – Покамест неведомо, с чего весь сыр-бор начался, а потому допрежь разобраться надобно, чтоб…

– Это как же неведомо?! – сурово осведомился знакомый мне бородач – мясник Микола.

На сей раз топор лежал у него на плече, и лезвие – молодец, хоть догадался помыть – было уже чистым.

Пока чистым.

Правда, догадлив он оказался только наполовину – рубаху, изрядно забрызганную кровью, он сменить не додумался, балда.

– Как это неведомо, когда уж всем давно все ведомо. Вона и видок имеется. Ну-ка, Ржануха, подь сюды!

Из людских рядов робко вышла следом за бородачом та самая девка. То, что она не успела переодеться, меня порадовало.

– Братанична моя, – громогласно объявил Микола, поворачиваясь к толпе. – Братец мой старшой Микифор о прошлое лето помре, а матушки у ее давно нетути, померла ишшо три лета назад, вот я и взял сиротку к себе. Уж и женишка ей справного подыскал. Хошь и невелика у него лавка, ан все ж…

– Ты погоди про лавку, – хмуро перебил Щур. – Про дело сказывай…

– Я и сказываю, – ничуть не смутился бородач и бухнул увесистое: – Прижали в углу мою сиротинушку горемышную да… ссильничать хотели.

Толпа охнула и угрожающе загудела.

– Ты народ не распаляй! – рявкнул десятник. – Не тебе судить, чего они хотели. Ты лучше сказывай, чего они сотворили.

Люди вновь притихли, тоже желая узнать, что же произошло.

– А ничего не сотворили, – с вызовом произнес мясник, – потому как она вырвалась да убёгла.

– Стало быть, она ничего не видала, – разочарованно протянул десятник.

– Это как жа?! – возмутился Микола. – Все доподлинно своими глазоньками узрела и услыхала. Ее ж сызнова пымали. – И осуждающе кивнул в сторону угрюмо скучившихся по другую сторону шляхтичей. – Сам подивись, каки кобели здоровущи. От таковских поди убеги. Пымали, да к тыну прижали, рукав разодрали, а чтоб не ерепенилась – в рожу заехали. Эвон, сам зри – чуть скулу напрочь не своротили.

Мясник дернул племянницу за руку, поворачивая к толпе на всеобщее обозрение, а затем вновь развернул к Щуру. Левая щека у Ржанухи и впрямь успела изрядно припухнуть – Липский бил от души, и я еще раз подосадовал, что немного запоздал с помощью.

– Да еще чуть не опростоволосили! – надсадно гаркнул бородач, стараясь перекричать гудевшую толпу, которая тут же ахнула еще громче.

Вот и привыкни к царящим ныне на Руси порядкам.

Получается, если девушку ударили по лицу – плохо, но вот пытались содрать с головы платок – хуже во сто крат.

Чудно!

– Ан тут как раз подоспел княж Федор Константиныч, кой правая рука нашего царевича, и опростоволосить Ржануху не дозволил! – ликующе завопил Микола.

Вот, значит, что я сделал. А мне и невдомек. Так-так, любопытно послушать трактовку событий, поскольку, судя по началу, продолжение обещает открыть мне еще больше интересного, что я там успел учинить.

Однако тут в повествование мясника бесцеремонно вмешался уцелевший шляхтич:

– И они все были! – заверещал он как недорезанный, тыча пальцем в толпу. Впрочем, почему «как», если он и на самом деле недорезанный. – Они прибежали и убивали!

И сразу взял слово помалкивающий до этого времени Дворжицкий, который успел подойти к Щуру.

– Я тоже вижу на телах убитых раны, которых никак не могли нанести ни князь Мак-Альпин, ни его люди, ибо эти раны не от сабель, а от иного оружия. К примеру, вот. – И ткнул пальцем, указывая на топор бородача.