– А он не уточнил, что следует остерегаться злоупотреблять милосердием? – язвительно осведомился я, но разговор продолжать не стал – бессмысленно.

Я бы вообще не стал ничего говорить, если бы меня не смущала эта ссылка, точнее, ее место. Возможно, Дмитрий пошутил, но мне всерьез показалось, что присутствие Шуйского в Вятке создаст изрядно неудобств для нас с Федором.

Правильно по сути сказано, что Василий Иванович – лиса. Возможно, даже слишком деликатно. Я бы назвал его кровожадным хорьком. Мы не куры, но эдакий зверь по соседству нам ни к чему.

Однако место ссылки Дмитрий менять не собирался, а потому я завел речь о другом. Мол, учитывая, что владения царевичу выделены, а в Москве ему делать нечего, да и нет у него столько здоровья, чтобы сиживать на царских пирах, дескать, один раз обошлось, но чудеса случаются крайне редко и полагаться на них не хотелось бы, а потому не пора ли нам в путь-дорогу?

Дмитрий возражал, но делал это лениво, вроде как соблюдая вежливость, не больше.

Так хозяева из чувства приличия замечают надоевшему гостю, когда он наконец-то собирается уезжать: «Что, уже (причем даже без знака вопроса). А то погостили бы еще немного. – И поскорее, чтоб не передумал: – Ну нет так нет».

Вот и «красное солнышко» действовало в том же духе.

Дескать, неужто сам Годунов желает поскорее покинуть столицу для последующего прозябания в Костроме, причем даже не дождавшись торжественного венчания Дмитрия на царство.

– Кто дальше от Юпитера, тот дальше и от его молний, – заметил я. – Ты все сильнее клонишься в сторону бояр, а они готовы приложить все силы, чтобы оклеветать царевича, да и меня заодно.

Напомнил я и о том, что прошла уже половина лета, а нам с Годуновым предстоит обустройство в Костроме, что займет немало времени.

Зато в том, что касалось меня, он был настроен куда решительнее. Сразу чувствовалось – он всерьез заинтересован, чтобы я побыл в Москве.

– Эвон сколь ты всего сказывал мне в Серпухове. Выходит, словеса пустые были? – попрекнул он.

Пришлось вскользь заметить, что сопротивление новшествам со стороны высокоуважаемого сената будет куда сильнее, если они вычислят, что все они предлагаются не кем иным, как князем Мак-Альпином.

– Куда проще, государь, наговорить мне все это Басманову или Бучинскому под запись, и пусть все считают, будто это исходит именно от тебя. Сейчас настрой народа таков, что люди с радостью воспримут все что угодно, если оно придумано тобой. Ну а я, понятное дело, молчок.

Понравилось – вон как довольно заерзал на своем кресле, но уже через секунду, встрепенувшись, спохватился и напомнил:

– А как же флот? Ты ж и его мне обещал? Тут одними бумагами не обойтись – умельцы надобны.

– Но и я не мастер-корабел, чтоб строить его.

– И слушать не желаю, – замахал он на меня руками. – Сам зри: во всем тебе уступаю, так что и ты меня удоволь, а потому ничего страшного с твоим ученичком не случится, коли он немного побудет в Костроме без тебя.

Вот так вот – ни больше ни меньше – подай ему эскадру и все тут. Круто берет монарх. А откуда я ее – из-за пазухи, что ли, – выну?

Но я прикинул, и получалось, что положить начало всему строительству недолго. Выжать из Дмитрия соответствующие указы, согласно им организовать бригады лесорубов, которых обеспечить всем необходимым – лес действительно надо готовить загодя, и откладывать ни к чему, – и отправить через Власьева людей в ту же Англию за мастерами.

На все про все от силы день-два, не больше – это я про указы, а дальше по-любому надо ждать весны. Вот только как бы уболтать его, чтоб потом он меня не притормозил, а то ведь возьмет и выдаст еще какой-нибудь заказ.

– Нынче же приступлю, – твердо пообещал я. – Вели, чтоб заготовили бумаги на создание...

– То ты с Басмановым обсудишь, – перебил он меня, не желая слушать дальше.

Оно и понятно – всем подавай конечный результат, а нудные промежуточные стадии никого не интересуют. Однако уже на следующий день Дмитрий мрачно заметил:

– И впрямь не след тебя оставлять в Москве. Уж больно много проказ ты учинил. Ныне мне в сенате сразу четверо бояр челом били на то, что ты им превеликую потерьку чести учинил, посчитаться с тобой желают.

Посчитаться, это... Ах да, «божий суд». Ну что ж, дуэль так дуэль. Эка невидаль. И я нахально заявил:

– Мстиславский ладно – он старый совсем, так что по возрасту имеет право выставить вместо себя наемного бойца, а вот прочие пусть сами выходят с саблями.

Дмитрий насмешливо усмехнулся.

– Забыл ты, княже, что хошь и принял нашенскую веру, а покамест в иноземцах пребываешь, потому коли о «божьем суде» помыслил, то напрасно. На таковское, памятуя, как ты с паном Свинкой разделался, и я бы добро дал. Токмо Судебник мово батюшки инако гласит. – И процитировал: – Ежели который человек здешнего государства взыщет на чужеземце или чужеземец на здешнем человеке, и в том дати жеребей... – После чего насмешливо осведомился: – Дальше продолжать ли?