Говоря языком математики, добавленный мною в уравнение политической жизни Руси икс, да еще столь увесистый, как царевич, напрочь перечеркивал прежний ответ, который теперь предстояло искать заново.

Наблюдая сейчас за Федором, я лишь одно мог сказать более или менее определенно – главное решение относительно добровольной уступки власти было правильным.

Нет, если бы я появился у него хотя бы в начале или, на худой конец, в середине мая, кто знает, хотя и тут все спорно – слишком давил бы на него авторитет старых советников вроде Семена Никитича и в особенности матери – Марии Григорьевны.

А уж пытаться отстоять династию Годуновых, начав с того дня, когда их едва не убили, нечего было и думать. Тем самым я лишь погубил бы и себя, и их семью, вот и все.

Моему ученику сейчас куда нужнее Кострома и все, что восточнее нее, – пусть учится хозяйствовать и править, а там поглядим...

В конце концов, даже если предположить, что удачное покушение на Дмитрия состоится гораздо раньше, то есть в наше отсутствие, быстренько выкрикнуть иного царя у заговорщиков навряд ли получится.

Слишком хорошую память оставлял о себе престолоблюститель, если не считать коротенького эпизода с отравлением, в котором его удалось обвинить, да и то лишь на непродолжительное время – уже через пару дней слухи совершенно изменили интонацию.

Сейчас если что и случится, то новому правителю, кто бы он ни был – Шуйский, Мстиславский, Голицын, придется ой как несладко, и тогда можно будет повторить поход Дмитрия, причем с громадными шансами на успех, ибо законный наследник идет против подлых убийц и узурпаторов.

Пока же...

– Кажется, еще кто-то из древних римлян учил, что leve fit, quod bene fertur, onus [44] , – слабо улыбнулся мне Федор.

Я согласно кивнул и твердым голосом ответил:

– Non, si male nunс, et olim sic erit. Perfer et obdura, labor hic tibi proderit olim [45] , а если следовать лаконичным спартанцам, то добавлю всего два слова – oportet vivere [46] .

Федор молча кивнул, еще раз долго и пристально посмотрел на высокие золоченые купола московских церквей, после чего заверил меня:

– Не надобно утешать. Я ведь и так понимаю – vae victis [47] .

– Кажется, совсем недавно, и месяца не прошло, мною было обещано тебе совсем иное – vae victoribus [48] , и от своих слов я отрекаться не собираюсь, – жестко произнес я.

– Post tenebras spero lucem [49] , – вздохнул мой ученик.

– И правильно делаешь, – поддержал я его, делая вид, что не обращаю внимания на унылый вид царевича, вступающий в явное противоречие с его же словами. – Кто ведает, forsan et haec olim meminisse juvabit [50] , ибо jucunda memoria est praetertorum malorum [51] . А пока поступай согласно совету античных стоиков: «Durate et vosmet rebus servante secundis» [52] .

– Ты еще скажи: quid brevi fortes jaculamur aevo multa? [53]

– И скажу, – после некоторой заминки заявил я.

Честно говоря, что именно он предложил мне сказать, я не понял. Все-таки краткий латинский спецкурс, пускай и университета двадцать первого века – это одно, а учителя Федора – совсем иное и куда круче.

К тому же я всегда говорил, что мой ученик очень способный парень, особенно касаемо голой теории вроде иностранных языков.

Зато мне стало понятно иное – надо заканчивать с латынью. Не зря я, как чувствовал, и раньше старался почти не употреблять ее в беседах с царевичем.

Правда, показывать свое незнание тоже не хотелось – как ни крути, а принижает мой учительский авторитет, потому и согласился, но... сразу закруглился:

– Знаешь, государь, со мной по возможности старайся избегать латыни. Что-то устал я от нее... после общения с Дмитрием Иоанновичем. – И тут же поменял щекотливую тему, напомнив: – Кстати, тебе сейчас было бы лучше всего подумать совсем об ином, ибо мы еще не забрали из Москвы твою сестру.

– А что с нею может приключиться? – мгновенно обеспокоился Годунов и испуганно уставился на меня. – Ты же вроде бы все предусмотрел...

Вот и чудненько. Лучше пусть в пути тревожится за сестру, чем станет попусту растравлять свои душевные раны.

– Скорее всего, ничего, – пожал плечами я. – Но предусмотреть все невозможно, ибо жизнь наполнена случайностями, в том числе и непредвиденными. – Однако закончил бодро: – Не прощаюсь с тобой, но ненадолго расстаюсь. Думаю, что через десяток дней мы вновь увидимся, только уже в Костроме.

Странно, но самому мне почему-то в это не верилось, особенно касаемо сроков. Будто я уже тогда предвидел, что...