Потом вспомнила, что квартиру она продала и завещать ее Ниночке не сможет. Порвала бумагу и бросила ее в корзину под столом.

Потом взяла свой мобильный телефон и отправила Оле эсэмэску с просьбой продать косметологические аппараты, которые после Настиного отъезда хранились на даче у Ниночкиного мужа, а деньги передать Ниночке.

Подумала и отправила еще одну эсэмэску, на этот раз Люсе. «Ты права, мир непознаваем».

Она взяла чемодан. Захлопнула дверь, спустилась на лифте вниз, машинально кивнула консьержу. Водитель вышел из машины, принял у нее чемодан. Она села на заднее сиденье в раздумье, как же ей быть. Водитель сел на свое место и вопросительно посмотрел на нее в зеркало.

– Ко второму Крестовскому мосту, – сказала Юля.

Она открыла кошелек. Деньги, необходимые для ее цели, в наличии были. Грудь плаща отчего-то была мокрой. «Высохнет, – подумала Юля. – Ой, нет, – встрепенулась она, – сначала в библиотеку».

Из библиотеки она разослала по Интернету дружественным корреспондентам свою законченную, но не отредактированную статью.

Знакомая библиотекарша посмотрела на нее странно, но ничего не спросила.

Юля снова села в машину. Через пятнадцать минут они были на месте.

Юля забрала свой чемодан и побрела через мост к дебаркадеру. В окне кухни горел свет.

Павел сидел на барном табурете и бренчал на гитаре.

Он был один. Выглядел ужасно, но Юля этого не заметила. Она оставила чемодан у порога, подошла к столу и бросила Павлу две купюры:

– Сделай мне шесть кубиков.

Какая необходима доза, она обдумывала всю дорогу.

Организм у нее чистый. Два-три вызовут просто приход. Пять дадут инфаркт, нужный исход не гарантирован. А шесть – самое то, не больно и наверняка.

– Здесь много, – кивнул на деньги Павел.

– Купишь себе.

– Выходит, ты давно на черном? – поинтересовался он.

– Не спрашивай, – отмахнулась Юля.

Юля перетянула руку жгутом. Последний раз она искал а вену, когда ставила капельницу Сергею Ивановичу. Вены у самой Юли были хорошие, захочешь – не промахнешься.

– Классные вены, – сказал Павел, – мне б такие.

Она села удобно, перед окном, чтобы было хорошо видно закат. Впрочем, у горизонта стояли тучи, и красному осеннему солнцу оставалось находиться в зоне видимости всего несколько минут.

«На мою жизнь хватит», – подумала Юля.

Руки тряслись от слез, и укол получился болезненным. Во рту появилась горечь, сердцебиение стало медленным и гулким, темное небо за окном расцвело радугой, состоявшей только из лиловых и зеленых полос. Это сочетание цветов показалось Юле, обычно равнодушной к красоте, феерически прекрасным.

«Наркомания вызывает изменения личности, – подумала Юля. – Не успеет», – пришла вторая и последняя мысль. И все кончилось.

Илья вышел, сел в машину. Играть в карты расхотелось. Он отъехал в другую часть двора, припарковался и стал ждать, когда она уедет. Она вышла незнакомой неустойчивой походкой. Жесты ее были необычно неточны. Он не мог на нее смотреть.

Дверь хлопнула, завелся двигатель, служебная «бо мба» выехала со двора.

Ему надо было решить, чем отвлечься. Он прислуша лся к себе, пытаясь почувствовать какое-нибудь хотя бы неразборчивое слабенькое желание. Может, кофе, а может, минет? И не почувствовал ничего. Ни одного желания, забытого, отложенного, внутри него не шевельнулось. Стало вдруг непонятно, зачем он столько лет бился, трепыхался, работал, доказывал что-то чужим людям, богател. Не смог стать хорошим отцом, а мужем и вовсе был никаким.

К чему все? Решение пришло само собой. Прямо завтра он начнет избавляться от всего. Продаст все. Половину положит на счета детям. Другой половины ему хватит на всю оставшуюся жизнь в Гоа. Ему уже тридцать шесть. За сколько лет он укурится насмерть?

Первое, что почувствовала Юля, когда пришла в сознание, но еще не открыла глаза, был знакомый запах. Его источник явно находился рядом. Она еще не могла регулировать громкость своего голоса, поэтому прошептала, хотя ей самой показалось, что сказала громко:

– Неужели моему генотипу лучше всего подходит такая сволочь, как ты?

Он не расслышал и склонился к ней:

– Пить? Что? Повтори!

– Это ведь твой естественный запах, а не духи?

– Да не душился я отродясь, у меня от духов насморк.

– Но у тебя полная ванная бутылок.

– Дарят.

Юля открыла глаза.

Настя сидела в шезлонге под раскидистой грушей. Мягкое вечернее солнце освещало сад, каменный хлев и дом. На руках она держала Юлю, шестимесячную дочь, названную так, чтобы напоминать своей крестной, что та обязана хранить тайну ее рождения.