Шрифт:
– Ведь Клеопатра имеет возможности невероятного на тебя влияния. Выдержишь прессинг с её стороны?
– Несомненно! Тем более что в её преданности нашему общему делу я уверен как в самом себе.
– Хорошо. Тогда будем считать, что ты дал клятву, - как-то чисто механически профессор стал расстегивать пуговицы на своём халате.
– Подписывать нигде ничего не надо. В том числе кровью.
А затем демонстративно распахнул халат и воскликнул:
– Смотри!
Парадорский уставился на довольно модную рубашку из дорогой ткани, затем недоумённо опустил взгляд на брюки, осмотрел туфли:
– А на что, собственно смотреть?
– Хм! А перед тобой продукт, отвечающий и на твой вопрос и на твоё требование.
– А-а-а-а…!
– с озарением протянул Танти, непроизвольно пытаясь своей рукой потрогать плечо Сартре. Но в какой-то момент спохватился: - Ой! Извините! А потрогать можно?
– Да сколько угодно! Тем более что я и так предвидел твою реакцию.
Ощупывания плеч, а потом и груди учёного сопровождались стоическим выражением лица последнего. А вот молодой майор хмурился всё больше и больше. Потом не выдержал:
– Странно. Такое впечатление, что вы и утреннюю гимнастику не делаете. Наверняка и на перекладине отожмётесь всего лишь…
Он задумался, прикидывая количество возможных для такого дряблого тела подтягиваний, но молчание оборвал сам профессор:
– Да хорошо, если раз подтянусь.
– Так…, э-э-э, в чём подвох-то?
– совсем растерялся Парадорский.
– А я тебе разве утверждал, что я прошёл ИПФС? Да с моей мышечной тканью я бы загнулся от боли и откинул копыта уже через неделю после начала инициации. Ты ведь прекрасно знаешь все обязательные условия. Разве моё тело выдержит такие нагрузки?
– Да нет, конечно… Но что тогда?
– Думай! И не позорь наших аналитиков, которые утверждают что ты наиболее сообразительный среди всех воинов нашего космического флота.
Майор скромно потупился, немного подумал, и опять резко поднял голову:
– Неужели?! Неужели вы сразу провели на себе второй этап? Так называемую Блокировку?
– А что делать, если ИПФС мне противопоказана?
– развеселился Сартре.
– Вот и пришлось сразу заскакивать на вторую ступеньку.
Молодой воин поверил учёному сразу. Но в то же время он уже и про второй этап имел вполне полное суждение. Поэтому рассматривая голову с седыми волосами осторожно спросил:
– Ну и как…, самочувствие?
– Да чего там! Как видишь - выжил. И это самое главное. Но теперь для меня никакие психотропные средства не страшны. Хоть домутил мне вводи в кровь, хоть что угодно. Убить - да, могут. Но вот выведать хоть один секрет - фигушки! Ещё и в заблуждение и в ложную сторону направлю так, что те, кто пытать будут, сами мозгами двинутся.
– Э-э-э…? Пытать? Так ведь и физически могут…
– Тем более наплевать!
– уже вовсю хихикал учёный.
– Целенаправленно отключаю все рецепторы боли и ухохатываюсь в своём маленьком, но неприкосновенном мирке. А в таком случае и умирать не страшно.
– Ну да, ну да…, - бормотал Парадорский, которому так и хотелось заглянуть во внутрь талантливого черепа и разобраться в прошедших там изменениям. Кажется, его мысли легко читались по глазам:
– Конечно, увидеть, что там у меня в мозгах и всё проверить ты не сможешь, а вот испытание проведём обязательно. В следующий твой визит я приготовлю домутил и антидот и ты проведёшь экспресс-допрос на любую интересующую тебя тему. Прямо завтра всё и устроим. А сейчас тебе уже пора, мы и так заговорились.
И профессор Сартре стал интенсивно снимать датчики с тела своего первого подопытного кролика-добровольца.
Глава десятая
3595 г. январь, Нирвана.
Вся размеренная, хоть и переполненная муштрой и занятиями жизнь на Кафедре резко изменилась сразу после встречи Нового года. И начались эти кардинальные изменения с прибытия командира Дивизиона, старшего куратора Имперской безопасности, полковника Серджио Капочи. Свалился он как снег на голову, ранним утром, и целых полдня появлялся в самых неожиданных местах Кафедры. То на полосе препятствий понаблюдает за офицерами, то в учебные классы зайдёт и немного послушает, сидя в сторонке. Ни с кем особо не разговаривал, зато ходящий следом словно тень Хайнек, на правах заместителя и куратора, свой рот почти не закрывал, постоянно что-то нашёптывая.
Во время обеда они тоже уселись за один столик почти в самом углу помещения, продолжая интенсивную беседу. И только Малыш осмелился расположиться со своим подносом всего через два столика от высшего начальства. Как он не прислушивался к разговору, как ни старался разобрать приглушенные слова, ничего конкретного вроде не услышал, кроме всего одной фразы Хайнека:
– … Его показатели вообще упали за последний месяц вдвое, и он стал самым худшим в группе!
– куратор этим явно возмущался, потому и повысил непроизвольно голос.
– Поэтому я буду ходатайствовать…