– Палач, Мана, - предупреждающим тоном сказал Ингемар.

Под его взглядом два мастера разошлись по двум сторонам длинного стола.

Брюно сидел за отдельным столиком в стороне, как будто он секретарь судьи. За плечами куратора стояли его рыжий и русый. В центре длинного стола сидел Ингемар, по левую руку от него сидели Мана и Никола, по правую - Кимура и Палач.

– Итак, что у вас там?
– Брюно кивнул Ингемару, мол, начинайте.

– Я принимаю присягу у Эристава, подчиненного грузинского мастера Дато Чиквани, который решил обосноваться здесь, - монотонно вещал Ингемар, - засвидетельствуй, Марсель, - обратился Мастер Киева к куратору, - что он делает это по своей воле и исключительно потому, что меняет место жительства...

После присяги Эристава Ингемар вызвал какого-то вампира, которому вменил в вину неаккуратную охоту, в ходе которой погибли двое людей. Он был приговорен к штрафу и заключению без еды - на неделю. Не слишком-то суровое наказание, на мой взгляд.

Потом настал черед моей сладкой парочки - Ивана и Александры. Куратор выслушал их с таким лицом, словно ко всем его хворям прибавились еще и газы.

– Минамото, - обратился он к Киму, скучающе подперев рукой голову, - что ты с ними сделаешь за это?

– Посажу под домашний арест на год.

– Да ладно тебе, - Брюно отмахнулся, - пусть недельку посидят и подумают. Слышали, мелюзга?

Я опешила. Конечно, не хотелось, чтобы их наказывали, но за похищение человека - неделя отсидки дома?..

Через полчаса и остальные преступления были рассмотрены.

– Ладно, раз с мелкими делами покончено, - Ингемар закрыл папку, лежавшую перед ним, - все свободны. Кроме Палача. У нас будет разговор.

– Да, и пусть останутся вот эта, - куратор указал на молодую рыжеволосую женщину, которая доселе сидела в последнем ряду и вязала спицами, - и смертная.

Меня, уже намылившуюся свалить отсюда и выпить вина, как по голове обухом ударило приказание куратора Брюно. Я остановилась и вернулась, села на первом ряду. Мана остался, остались Ингемар, Палач, рыжая, телохранители куратора и Палача, а также Кимура. Остальные выплеснулись облегченно из зала. Не знаю, почему они так переживали - суд вампиров просто детский сад по сравнению с человеческим.

– Ингемар, Палач не так уж и не прав, - устало потирая глаза (ко всем недугам прибавился конъюнктивит), сказал куратор, когда мы расселись: я и рыжая на стульях, остальные - на своих местах вокруг Мастера Украины, - ведьма и смертная на вампирском суде.

– Ведьма - моя, Марсель, - сказал Ингемар. Я покосилась на ласково улыбающуюся, цветущую прямо рыжеволосую. У нее были точеные скулы и ямочки на перламутровых свежих щеках. Серо-зеленые глаза и вишневая улыбка, вьющиеся мягкими кольцами волосы. Ведьма?..

– Я осведомлен о твоей связи с... королевой, - сказал Брюно.

– Вот именно, Марсель, - услышала я холодный, невзирая на улыбку, голос ведьмы.
– Я - королева Киева, если ты забыл.

Королева?.. Мне вдруг захотелось отсесть от спокойной и улыбчивой рыжей.

– Если ТЫ забыла - я куратор Брюно, - резкий и хлесткий голос у него в арсенале тоже имелся, - и на "вы", пожалуйста.

Закусив губу, королева Киева отвела взгляд от него.

– Смертная?
– тем временем продолжил невозмутимый Брюно.

– А смертную я не звал, - нахмурившись, заметил Ингемар и глянул на Ману.

– Виноват, мои дочери притащили ее с собой, не поняв приказа, - легко отозвался Мана.
– Смертная - моя женщина.

– Ладно, - подумав, сказал куратор, - если они ваши постоянные подруги, то пусть...

Потом разбирали Палача - оказывается, он нагло обращал новых вампиров без разрешения Ингемара.

– Да что, - на украинском вещал мастер Фастова, - я не хочу, чтобы моим мальчикам и девочкам сносили головы какие-то м...даки.

– Ты должен был прекратить обращать, - взъярился Мана, - как сделали все мы!

– Кат, закон есть закон, - это сказал Ингемар, назвав мастера Фастова его прозвищем на украинском языке, - в условиях войны не время преступать их. Семеро обращенных без моего ведома...

– Я сам себе закон!..
– горячо сказал тот (надо же, прожить столько лет и не растерять огня), чем вызвал то ли стон, то ли вздох у куратора Брюно. Он устало усмехался.

– Я потрясен смелостью называть себя законом в моем присутствии, - заметил куратор.
– Ты наказан, мастер Фастова, за то, что ослушался своего Мастера. Ни одного обращенного в течение десяти лет.

Я думаю, что Палача наказали бы меньше, если б он не нахамил куратору. А он говнистый, подумала я, с опаской взглянув на Брюно.