Берхгольц часто наезжает в Измайлово. Маленькая принцесса видит его из окошка, прекрасного красавца, верхом на красивой серой лошади, и хлопает в ладошки и громко зовет его сверху. Герцогиня больна, однако у ее постели собралось шумное общество. Василий Петрович, денщик и фаворит императора, препирается шутя с братом царицы Прасковии, Салтыковым [68] ; оба только что отобедали в покоях царицы и совершенно пьяны. Пьянство продолжается и у постели больной. Дамы также сильно пьют, как это в обычае у русских. Герцогиня лежит в постели; она так охрипла, что едва может говорить, однако же она делает над собою усилия и более двух часов разговаривает с Берхгольцем, стоящим у ее посте ли. В числе дам и старая княгиня Ромодановская [69] , против воли, по настоянию Василия Петровича выпившая лишнее. Больная подтрунивает над ней и дразнит ее графом Бонде. Разговор идет о предстоящем вскоре отъезде двора в Петербург. Герцогиня хриплым от болезни голосом в шутку говорит Берхгольцу, будто слышала, что Его высочество не хочет туда ехать, а думает остаться в Москве.

И снова герцогиня весело беседует с Берхгольцем. Маленькая принцесса настораживается, поскольку речь идет о ее отце. Катерина Ивановна говорит, что ее супруг не решается приехать в Россию, и переводит свои слова царице Прасковии, вошедшей в комнату. Царица в ответ произносит целую тираду, которую герцогиня, в свою очередь, переводит Берхгольцу. Вдовствующая царица сожалеет о нежелании герцога, своего зятя, приехать в Россию, где с ним несомненно обращались бы отлично.

И снова герцогиня весело беседует с Берхгольцем. Она рассказывает ему, что император решился послать генерала Бонна в Данциг к ее супругу, которого тот должен убедить приехать в Ригу, потому что хорошо ему знаком и прежде был очень любим им. Герцогиня мало знакома с этим генералом и расспрашивает Берхгольца, что за человек генерал Бонн. Она снова и снова сетует на то, что супруг ее в большой беде и положение его весьма и весьма затруднительно. Затем герцогиня внезапно звонко хохочет и уверяет гостя, будто император посоветовал ей во избежание слишком большой полноты меньше спать и меньше есть…

– Со вчерашнего дня я не смыкала глаз и ничего не ела! – И с этими словами она приказывает подавать постные кушанья, ест сама и угощает Берхгольца.

Гость шутит, что герцогиня скоро оставит пост и бдение, поскольку не имеет охоты ни к тому, ни к другому…

У Прасковии Ивановны, младшей сестры герцогини, опухли пальцы на обеих руках, и она не в состоянии выйти к гостю. Герцогиня и Берхгольц ходят по комнатам, задерживаясь у больной Прасковии. Герцогиня покончила со всеми своими жалобами и сделалась необыкновенно весела. Маленькая дочь ходит следом за ней, ухватившись крепко за юбку атласного пышного платья. Герцогиня смеется и треплет дочь по щеке. Она никогда не наказывает маленькую принцессу и старается как можно реже разлучаться с ней. Катерина Ивановна и Прасковия развертывают перед гостем новые носовые платки из китайского шелка. Прасковия имеет два таких платка, но они еще не подрублены. Герцогиня отдает гостю свой платок, уже подрубленный, с приказанием, чтоб на другой день, когда она вынет простой платок, Берхгольц не медля вынул бы дареный шелковый с целью доказательства, что имеет его всегда при себе…

Герцогиня лежит с опухшей ногой. Берхгольц пользуется каждым удобным случаем, чтобы оказаться при ней. Она находится в большом страхе, что император скоро примется за ее больную ногу. Она говорит своему другу, не чинясь, что Великий Петр полагает себя не только великим государем, но и великим хирургом и охотно сам берется за всякого рода операции над больными. Вспоминают оба о купце Тамсене, которому император собственноручно и вполне удачно сделал большую операцию в паху, причем пациент трепетал в смертельном страхе, потому что операцию эту представляли ему весьма опасною…

Затем принцесса помнит себя в Петербурге, в саду. Гремит пушечный выстрел, и это означает, что государь проснулся после непродолжительного дневного сна. Маленькая принцесса не хочет отойти от одного из фонтанов, потому что в бассейне лежит живой тюлень. Появляются обе императорские принцессы, Анна и Елизавета, они ведут за руки свою младшую сестру Наталию [70] , ровесницу маленькой принцессы, приходящуюся ей двоюродной теткой. Эта бойкая, хотя и болезненная девочка скончалась от оспы спустя несколько дней после смерти своего отца. При встречах девочки играют вместе, но маленькая Аннушка все же дичится Наталии. Девочек сажают в небольшую тележку и долго катают по саду. Взрослые пьют. Затем герцогиня уезжает с дочерью. Маленькая принцесса немного завидует императорской принцессе Наталии, которая остается и будет вечером танцевать вместе со своими старшими сестрами…

Аннушка ест такую же пищу, как и большие, взрослые. В Измайлове принято питаться по-старорусски, а это означает кушать крайне много, принимая пищу тяжелую и нездоровую. Маленькая девочка часто хворает от подобного питания: ее тошнит, пучит животик, на щеках высыпают прыщи…

Блаженное Измайлово – обитель развращенности всех видов – от московского блядства (bladstvo) до изящной европейской immoralite [71] . Нижние этажи помещений измайловского дворца, принадлежавшего вдовствующей царице Прасковии, так называемые подклети, переполнены калеками, уродами, безумцами, неизменными карликами и карлицами. Эти последние, а также шуты и шутихи щеголяют в пестрой одежде, в красных и желтых сапогах. Всевозможные богомолки ходят в темных платьях. Тесные комнаты дворца звенят криками птиц, содержащихся в клетках. Помимо соловьев, канареек и перепелок здесь можно увидеть (и услышать) и попугаев. Шуты и безумцы громко выкрикивают непристойности, кувыркаясь и катаясь по полу. Простонародные музыканты дудят в дудки. Толстая бабушка Прасковия таскает служанок-девок за косы и бьет по щекам. В сенях по приказу вдовы-царицы устраивается качель с ватным сиденьем, обтянутым бархатом. Девки качают Аннушку, но раскачивать качель высоко бабка запрещает. Не дозволяет она и кататься на Масленице с горок скатных, боится, как бы внучку единственную не повредили.

В Измайлове ведется большое хозяйство, давно, еще в царствование Алексея Михайловича, отца Петра и Ивана, разведены обширные сады. Дворцовые хоромы – деревянные; каменные – только церкви Святого Иосифа и Покрова Пресвятой Богородицы. В измайловском хозяйстве много крестьян в крепи. Однако тяжелые работы, строгие взыскания и всякого рода притеснения, обычные в России во все времена по отношению к простонародью, заставляют измайловских крестьян искать спасения в бегстве. После смерти царя Алексея Михайловича из шестисот шестидесяти четырех крестьянских семейств, поселенных в Измайлове, четыреста восемьдесят один двор в бегах; остальные крестьянские семьи числились готовыми к бегству, «наготове бежать».

При царице Прасковии Измайловом заправлял некто Василий Алексеевич Юшков, имевший старинный московский чин стольника. Ни для кого не была тайной короткая и чрезвычайная близость этого человека с царицей. Она была очень к нему привязана, и об этом все знали, но, разумеется, не говорили открыто.

Летом приятно было прогуливаться в дворцовом саду. Все, включая царицыного любимца Юшкова, крали самым бессовестным образом. Кушанья подавались дурно приготовленные, заправленные маслом из грецких орехов или льняного семени. Великий Петр отзывался о дворе своей невестки весьма нелицеприятно: «Двор моей невестки – госпиталь уродов, ханжей и пустосвятов». Однако царица стремилась угождать «братцу», великому государю, и всячески заискивала перед ним и унижалась, поскольку подобные заискивания и унижения – в обычае у русских; они полагают естественным подобные унижения перед высшими. Поэтому царица являлась на свадьбах немецких купцов, покровительствуемых государем, и вслед за ним езжала в Петербург скверными ухабистыми дорогами.