С потолка по подтрибунному холлу разливался синеватый свет, делавший всех неестественными, какими-то игрушечными.

Вечером, уже после матча, возбужденный Говоров, забросив чистенькую новенькую сумку, крикнет в столовую:

— Опять без меня? В благородных домах все ужинают вместе. Это признак хорошего тона.

Сестра съязвит со своего места:

— Ах, простите! Гран пардон. Но в лучших домах моют руки прежде, чем садятся за стол.

— Ладно, вымою. Так и быть. Сегодня можно, — пробурчит Говоров. — Всегда так — лучший день испортят.

— У тебя в году лучших дней — сто, не меньше, — заметит мать, опуская украшенную желтыми вензелями салфетку на белоснежную скатерть.

— Нет, — поспешит возразить сын, — такого дня еще никогда не было.

— Между прочим, — вмешается отец, и скучный его голос проскрипит, — ты и в прошлый свой визит утверждал это же.

— О, какая свежая память у твоей ЭВМ! Вот только не дано знать профессорам по чугунному делу, что жизнь подчиняется законам диалектики. Движение, профессор, движение! Тезис — антитезис — синтез.

Говоров кивнет обиженному отцу и отправится мыть руки.

«Им — не понять. Не понять того, что произошло сегодня. Но надо же их заставить уважать мои чувства?

Они думают, что футбол мой — блажь. Не худшая. Потому что, и не понять им почему, полсвета сходит с ума по футболу. Но все-таки блажь. И не понять им почему сегодня такой фантастически радостный день. Снова нас — трое. И теперь уже на всю жизнь. Нас трое. Вы думаете этого мало? Да поймите же, это — целый мир!»

— А что же такое мирового значения стряслось? — опять подаст голос неуступчивая сестра.

Сколько ребят влюблены в нее, а она… нет, она была замечательной сестрой, пока не выиграла первенство страны по прыжкам в воду. Говорят, что не зазналась, но даже Алик Хитров не смеет и слова ей сказать — ни о чем. «Подожди, найдется парень и на твой характер — встревожит тебе душу… А ведь и Свят не встревожил…»

— Так вот, чемпионка, Свят забил три гола! Мы вообще-то забили четыре. Один — Алик. Но — Свят! Это надо было видеть. Называется «хет-трик».

— Это очень важно? — спросит мать.

— О, мама! Это важно, представь, не только для нас, победителей. Для тех, кто все видел, — это тоже сейчас самое важное на свете. Значит, важно в мировом масштабе. Как в чугунном деле — не знаю, а в футболе — важно.

— Опять ты все о футболе, — огорчится мать.

Что-то попытается вставить отец, но сестра вдруг поддержит брата:

— Я рада за Свята — можешь ему передать. А вообще-то, ты хоть знаешь, что когда вы вместе… все трое… то смотрят не на тебя… не на Алика, хотя он-то поинтереснее тебя, а на Свята?

Говоров нисколько не обидится:

— Представь себе — знаю!

— Куда ты спешишь? — возмутится мать, глядя, как сын глотает все подряд.

Ей не понять его, но он понимает ее прекрасно. Какой матери не хочется видеть сына хотя бы кандидатом наук? Он и школу-то закончил с золотой медалью не для себя, а для них — для отца с матерью. Футбол был запрещен. «Если не снимете запрет — школу брошу».

Бросил бы точно, характер есть. Сошлись на компромиссе: они ему — футбол, он им — четверки и пятерки, даже больше он сделал для них — золотую медаль. Матери и подарил ее. А они до сих пор в обиде…

— Он опять убегает из дому? — спросит отец, вскидывая густые черные брови, сверкавшие под седой шевелюрой. — Когда он в последний раз книгу брал в руки? ..

— На проспект, — отчеканит сын. — Меня там ждут. Кстати, отец, загляни в мою сумку — там такой роман! Но только на пару дней могу уступить.

— Тебе-то что на проспекте? — рассмеется сестра. — Ты-то голов не забивал!

— Я защитник — мое дело держать своего. А голы… Ах, какие это были голы! Вам никогда не понять. Не дано.

Он отодвинет тарелку. Звякнет стакан. И едва не прольется желтый апельсиновый сок.

Вечером, уже после матча, успокоившийся Хитров, забросив в угол тесной прихожей свою потрепанную адидасовскую сумку, тщательно вымыв руки и заглянув в зеркало, бесшумно пройдет на кухню и сядет к столу. Он знает, что отец непременно зайдет следом и сразу спросит: «Как играли?» — хотя сам не пропускает ни одного матча «Звезды» и не отрывает взгляда от ловкой фигурки сына, мелькающей на зелени поля.