— Pronto! [72]

Здесь бедная девушка окончательно теряет надежду, заворачивает голову в занавеску и сидит так уже до конца поездки.

Что касается меня, я не жалею о проделанном пути. Отсюда, с горы, открывается удивительный вид на виноградники, которые тянутся до самых пляжей Майори и пролива Салерно — именно для тиражирования таких видов и придумали открытки.

Ялюбуюсь, открыв рот и восхищаясь от всего сердца матерью-природой, но потом вспоминаю о своей миссии и достаю карту, которую нацарапал мне на барной салфетке Марио. В данный момент я стою на главной piazza [73] . справа от меня церковь — я сворачиваю налево, на Виадеи Руфоло. Вот как! На мгновение я задумываюсь, почему я борюсь с демонами, преследовавшими мою бабушку, когда у меня полно своих?

Не успеваю я сделать и пары шагов по направлению к Розе, как уже сворачиваю в посудную лавку. Может быть, я бессознательно откладываю момент встречи, а возможно, мне действительно очень хочется купить в подарок Клео эти две раскрашенные вручную бутылочки для масла и уксуса, но в любом случае я еще минут десять мучаюсь сомнениями по поводу блюда для пармизана. Потом я замечаю фотографию Рея Лиотта, на которой он приобнимает хозяина лавки. Это становится решающим аргументом, и я покупаю все три вещи, хотя немедленно жалею о том, что настолько утяжелила свою сумку. Когда я начинаю подниматься вверх по пологим, но утомительным ступеням, моя ошибка становится особенно очевидна. Я продвигаюсь довольно успешно (если не считать, что у меня ужасно болят колени и вспотела верхняя губа), но тут слышу впереди мужское кряхтение. Молодое кряхтение, кряхтение среднего возраста и тяжелую одышку старого курильщика.

Завернув за угол, я обнаруживаю и источник шума — пятеро мужчин, выбиваясь из сил, тащат по узкой улочке пианино. Некогда оно, несомненно, было величественным, но сейчас его повернули на бок, и у него такой вид, будто оно старательно пытается втянуть живот, чтобы его не били обо все углы. И все-таки оно движется еле-еле: локти грузчиков трутся о шершавые каменные стены, ноги проскальзывают по неровной мостовой. Я вжимаюсь в дверной проем, чтобы дать им дорогу, но они сворачивают под арку, не доходя до меня. Грузчики опускают пианино с громовым аккордом и хоровым «Cretino!», [74] адресованным юноше, который слишком рано отпустил инструмент. Я ловлю его взгляд и спешу дальше, а мне вслед несется:

— Concerto — queats sera 9 р. m.! [75]

Любопытно. Дома я бы и не подумала ходить на фортепианные концерты, но в этой обстановке идея кажется привлекательной — на маленькой улочке, высоко в горах, в окружении древних колоннад. Жаль, что последний паром на Капри уходит в шесть вечера.

Иду дальше. У меня болят ноги — дорога забирает все круче, но я решаю преодолеть болевой барьер, потому что уже вижу Виа Тринита. Еще несколько шагов, и у меня начинают дрожать даже бедра — адские муки! Когда я, наконец, научусь брать с собой в дорогу бутылку воды и запасную пару ног? У меня все плывет перед глазами, мне хочется передохнуть — но вот вблизи показывается ее шалфейного цвета дверь. Я делаю последний рывок.

Когда я поднимаю глаза, двери уже нет, а в дверном проеме стоит женщина.

Я замираю как вкопанная и с изумлением замечаю, что дышу хрипло и тяжело — не хуже того старого курильщика, что тащил пианино. В голове болезненно пульсирует кровь. Я больше и шагу не могу ступить. Единственный выход — кувырком скатиться с холма.

Женщина разглядывает мое лицо, на котором в данный момент явственно проступает замешательство.

— Дж… Джина?

Сюрприза не получится. Жаль. Кто мог знать, что она так быстро распознает семейное сходство? Я пытаюсь ей ответить, но горло мое издает звук, похожий на жалобный крик морского котика.

— Momento! [76] — Через пару секунд она появляется снова со стаканом воды в руке.

Я жадно глотаю воду и пытаюсь отдышаться.

— Спасибо, — сипло благодарю я. Погодите. Все идет не по плану. Я должна была появиться здесь преисполненная чувства собственного превосходства, внушающая страх, вместо этого благодарю ее дрожащим голосом за стакан воды. Я пытаюсь ослабить железную хватку, которой вцепилась в косяк, но у меня перед глазами тут же разлетаются искры, и я едва не сползаю по стене на землю.

— По-моему, тебе надо присесть. Ким.

Ким. Ким? — откуда она знает мое имя? Люка сказал ей, что я приеду?

— Тебя ведь зовут Ким? — мягко спрашивает женщина, проведя меня в гостиную. — Дочь Джины?

— Внучка Кармелы. — многозначительно говорю я и падаю без сил в мягкое темно-коричневое кресло.

Ее лицо выражает что-то вроде «Ну да, конечно», а потом она любезно предлагает мне еще воды.

— Мне уже лучше, — говорю я. хотя еще не до конца себе верю.

Женщина опускается на краешек дивана, не спуская с меня глаз.

— У тебя мамино…

— Темечко, — вставляю я.

— И…

— Глаза, — фыркаю я — мне не впервой это слышать.

— Да, глаза, — кивает Роза. — Цвет тот же самый.

Что она этим хочет сказать?

У нее глаза цвета темного каштана и густые ресницы. Рот окружают тоненькие морщинки, но губы и сейчас сохранили приятный розовый цвет и изящную форму. В двадцать лет она была неотразима. Неудивительно, что Винченцо не устоял.

— Давай. — Она терпеливо на меня смотрит.

Я в ответ непонимающе хлопаю ресницами.