— Значит, она сделала свою маску еще более непроницаемой, — улыбается Роза.

У меня вытягивается лицо. Возможно ли, чтобы за маминой спокойной уверенностью таилась растерянность? Я размышляю минуту и отбрасываю эту идею — мою маму волнует только «Что мне надеть?» и «Он мне позвонит?».

— Parmigiano? [77] — предлагает Роза и ставит передо мной тарелку со спутанным клубком спагетти.

Я соглашаюсь, и она щедро посыпает мою порцию сыром. Мы приступаем к еде. Пальчики оближешь! Роза улыбается, заметив у меня на подбородке оранжевые брызги соуса, и предлагает добавку. Потом мы съедаем напополам нектарин, и она показывает мне фотографии, где они сняты вместе с Винченцо. Я сразу замечаю разницу между тем, какое у него выражение лица на этих фотографиях и какое на тех. что показывала мне Кармела. На тех фотографиях в его лице виделось какое- то напряжение, которое, как я теперь понимаю, было вызвано желанием выглядеть безупречным мужем и отцом. С Розой его лицо излучало спокойствие и преданность. Кармела думала, что победила, когда женила его на себе, но она не могла не знать, что Розу он любил больше. С этим, наверное, трудно было жить. В каком-то смысле самый лучший ее поступок — это бегство с острова. Вот если бы при этом она еще смогла отпустить его на свободу, а сама попыталась бы жить дальше, вместо того чтобы позволить чувствам к одному мужчине властвовать над всей ее жизнью, тогда…

Я беру в руки фотографию, где Винченцо сидит на скамейке, а рядом с ним животом вверх развалился кот. Ему, должно быть, было лет тридцать пять, когда сделали этот снимок. Здесь он одного возраста с Люка. У меня такое чувство, будто я впервые вижу этого мужчину. Я только сейчас понимаю, как он был красив, и отмечаю про себя, что обязательно обратила бы на него внимание, доведись мне жить в его время. Я смотрю в его добрые глаза.

— Он выглядит таким мудрым! — говорю я. — Жаль, что я с ним так и не встретилась.

— Он часто вспоминал о тебе, — говорит Роза.

Странно думать, что эти два человека, которых я. в общем-то, не знаю, разговаривали обо мне, что мое имя произносилось на Капри задолго до того, как я сюда приехала. Еще более странно, что Люка… Я смотрю на часы — четыре.

— Тебе пора? — спрашивает Роза.

Я киваю. Хотя мне понадобится волевое усилие, чтобы высвободиться из объятий ее кресла.

Роза выглядывает в окно.

— Погода не очень. Надеюсь, ты хорошо переносишь бурное море.

— До парома мне еще надо заглянуть на Вилла Чимброне. Я обещала Люка… — Мне почему-то неловко произносить его имя вслух.

— Тогда тебе нужно поторопиться, чтобы не попасть под дождь. Тут всего пять минут ходьбы вверх по склону.

— Для вас — может быть! Вы живете здесь, и у вас, наверное, ноги олимпийского атлета, — отвечаю я.

Роза смеется и нежно треплет меня по щеке. Ее прикосновения легки и ненавязчивы.

— Спасибо, что пришла. Я очень рада, что мы познакомились.

Мне хочется сказать, что я тоже рада, но меня вдруг охватывает чувство вины, как будто Кармела все время наблюдает за мной. Вместо этого я одним глотком допиваю граппу.

— Чин-чин! — хрипло говорю я и направляюсь к двери.

— Ты ведь так и не вышла за Томаса? — спрашивает Роза, останавливая меня на полдороге.

— Нет. — Я оборачиваюсь. — Я еще не была замужем.

— Когда будешь выходить замуж…

— Если, — поправляю я.

— Когда, — настаивает Роза. — Тебе понадобится вот это. — Она подает мне коричневый сверток.

— Что? Нет, я не могу! — Я отступаю на шаг.

— Пожалуйста, я хочу, чтобы оно было твоим, — настаивает Роза.

— Нет, я не могу его взять. Оно столько для вас значит.

— У меня есть прекрасные воспоминания, мне не нужно платье, которое я никогда не надену.

— Но и я его никогда не надену! И даже не из-за того, что я сказала про замужество, я просто… ну… я просто в него не влезу.

Роза щелкает языком.

— Я старая женщина и несколько усохла, а в твоем возрасте я была как раз твоего размера.

— Не думаю, — отбиваюсь я.

— Поверь мне. Я женщина. Женщина, прожившая жизнь с мужчиной, для которого мода — профессия. Думаешь, я не могу на глаз определить твой размер?

Возразить тут было нечего. Она снова протягивает мне сверток. — У меня нет дочери. У меня нет внучки. Но сегодня у меня есть ты. И я бы хотела, чтобы ты приняла этот подарок.

Комок подступает мне к горлу. К такому повороту я не была готова. Я хмурюсь, колеблюсь, но в конце концов не могу сдержаться, и слезы брызжут у меня из глаз.

Роза крепко меня обнимает.

— Это значит «да»? — спрашивает она. Я киваю и утыкаюсь ей в плечо.

— Хорошо. Откроешь его в тот день, когда поцелуешь свою настоящую любовь!

Прогулка до Вилла Чимброне занимает у меня двадцать минут. По дороге мне приходится дважды останавливаться, чтобы отдышаться. И справиться с эмоциями. Прислонившись к стене и глядя на виноградник, увешанный пыльными черными гроздьями, я чувствую теплую боль от воспоминания, с какой нежностью обошлась со мной Роза. А потом меня охватывает такое сильное желание обрести то, что было у них с Винченцо, что у меня едва не подгибаются колени. Мне уже давно не приходилось встречать людей, чьи взаимоотношения вызывали бы во мне восхищение. Мамины партнеры способны были лишь вогнать меня в уныние (хотя Платиновый Блондин, кажется, далеко не безнадежен), так что я почти оставила надежду когда-нибудь найти истинную любовь. Теперь жажда обрести ее охватывает меня, как лесной пожар.