Заходя в лифт, Гадатель чуть не налетел на высокого худого альбиноса. Тот смотрел на него на пару секунд дольше, чем следовало бы, прежде чем уступить дорогу. До первого этажа они ехали в тишине, но все это время Виктор не мог отделаться от чувства тревоги, вызванного присутствием альбиноса. Что-то с ним было не так. Если бы Виктору понадобилось описать его в двух словах, он бы сказал, что будь Снежная королева мужчиной, она была бы похожа на этого парня. Казалось, что даже пол и стены рядом с ним покрываются тонкой коркой льда, незаметной глазу, но ощутимой. Это чувство Виктору не нравилось. Впрочем, ему не нравилось слишком многое в этом деле и в этом месте, и едва ли это можно было списать на усталость.

Он поймал себя на мысли о том, что раньше хотел дать этому городу возможность изменить его мнение, он хотел прогуляться по улочкам, найти какие-то места, куда никогда бы не попал ни один турист. В конце концов, это был портовый город, а это означало, что здесь есть песок и море, такие бесконечные и прекрасные. Но пока что ощущения, которые вызывали у Виктора встречающиеся ему люди, приводили лишь к желанию убраться как можно дальше.

В любой другой ситуации он бы послушался своей интуиции и сбежал бы, как только откроются двери лифта, подальше от этого места и этих странных подозрительных людей, вроде парня-альбиноса. Ему было бы совершенно не важно, что ему не заплатят, что девушка до сих пор в коме, что он не сделал того, что должен был. Но Виктор просто не мог оставить Грейс, что-то его останавливало. Для него уже не имело значения, что именно — интерес ли к тому, какой Грейс была на самом деле, или нежелание оставлять ее в Безмирье, главное, что это удерживало его здесь и делало задание еще и интересным.

На выходе из лифта альбинос задел его плечом, но не извинился и даже не обернулся. Виктор отряхнул пиджак, словно стряхивая невидимый иней, поправил воротник и вышел следом.

Сегодня впервые за время проживания Виктора в этом отеле, в баре играла музыка. Раньше он этого не замечал, но в одном из углов был большой белый рояль, за которым теперь сидел мужчина в немного потрепанном, но тщательно выглаженном строгом костюме. Рядом с ним расположилась женщина в длинном платье в паетках. В руках у нее был микрофон, а голос казался слишком низким, чтобы сочетаться с музыкой.

Людей за столиками было немного. Кто-то сидел парами, потягивая вино, кто-то в одиночестве ужинал. Музыка, казалось, должна была создать ощущение светского вечера, но вызывала лишь чувство неловкости. Люди ерзали на своих местах и то и дело оборачивались на певицу и пианиста, не зная, как реагировать. Виктор же по-своему наслаждался. Непривычное музыкальное сопровождение помогало ему представить себе, что на самом деле сейчас он не здесь, а где-нибудь в другом месте. Например, в каком-нибудь потрепанном ресторанчике, где все знают друг друга, бутылки вина настолько древние, что покрыты сантиметровым слоем пыли, а французские булочки наоборот настолько свежие, что еще горячие. Только альбинос, севший за один из самых крайних столиков и уткнувшийся в газету, выбивался из этой маленькой фантазии. В его позе и движениях было что-то тревожное, и Виктор постарался скорее отвести от него взгляд.

За стойкой суетилась Аурика. Увидев Виктора, она махнула ему рукой, но подошла не сразу. Тот невольно улыбнулся, увидев ее. В ней было что-то такое, из-за чего хотелось ей улыбаться. На первый взгляд она была слишком воздушной и слишком простой, но за маской хрупкости скрывались решительность, смелость и умение стоять на своем. Это Гадатель понял еще в первую их встречу.

— Ты исчез на три дня, — она, казалось, хотела говорить с укором, но ей и самой было смешно. Виктор знал, что она понимает причину, да и вообще, возможно, не надеялась снова увидеть его, но принял эту небольшую игру.

— Я работал.

— Не выходя из отеля и не спускаясь со своего этажа?

— Такая у меня работа, — Виктор кивнул в сторону бутылки виски на полке за спиной девушки. — Не нальешь мне стаканчик?

Аурика быстро кивнула и выполнила его просьбу.

Где-то через полчаса людей в ресторане стало больше. Многие заказывали алкоголь и, видимо, уловив настроение, которое задавали певица и пианист, просили чего-то понеобычнее и подороже. Аурика ловко управлялась с заказами, и, казалось, не просто двигалась, а танцевала или исполняла цирковой номер — так красиво выглядело каждое ее движение.

Виктор наблюдал за ней краем глаза, изредка благодарно кивал, когда она доливала ему виски, и думал о своем.

Итак, он был уверен в том, что дневников должно быть шесть, а не пять. Но где именно мог быть шестой ежедневник, оставалось лишь догадываться.

Самой вероятной Виктору казалась версия о том, что мистер Льюис сам забрал этот дневник. Грейс была рассудительной и наблюдательной, она вполне могла понять, что с отцом что-то не так и, скорее всего, написала об этом. Ее отец наверняка обо всем догадывался, и его попытки скрыть дневник от Виктора были вполне оправданы.

Гадатель попытался вспомнить, не видел ли он его. Возможно, когда он впервые пришел в комнату Грейс, тетрадей было больше? Его размышления прервала Аурика. Девушка освободилась ненадолго и, расположившись рядом с Виктором, переводила дыхание.

— Ты врач? — спросила она.

— Едва ли настоящий. С чего ты взяла?

— Ты три дня провел в номере мисс Льюис. Последние пару лет там столько времени проводят только сиделки или врачи, — она сдула прядку со своего лба и добавила: — Ее так жалко. Мне она нравилась. Рядом с ней я чувствовала себя увереннее…