— Что, решил попробовать меня убить невзначай — вдруг у меня лопнут барабанные перепонки, я оглохну и умру от безысходности? — Виктор захлопнул книгу и посмотрел на Иеронима снизу вверх.

— Попробовать стоило? — Иероним сделал шаг назад. — К тому же, ты считаешь меня совсем идиотом и думаешь, что я не смогу сложить одно с другим… — Пенелопа ударила альбиноса кулаком по плечу, — Ты блефовал, когда говорил мне, что убьешь себя. Ты не смог бы этого сделать, — Чистильщик взял у девушки сумку.

— Вы проявляете удивительнейшие чудеса дедукции, мой дорогой Ватсон, — Виктор рассмеялся и встал со своего места, — Когда это вы так спелись? — теперь он обращался уже к Пенелопе.

— Я его нашла в ресторане, когда проснулась и решила… поужинать, — Пенелопа кивнула на Чистильщика и положила доску Уиджи в центр будущего круга, — Приступим, может?

— Наконец-то, — отозвался Виктор и принялся помогать Иерониму расставлять свечи на полу.

Волнение вновь давало о себе знать и, хоть Виктора и не выдавали ни трясущиеся руки, ни дрожащий голос, оно занимало все его мысли.

Доска Уиджи в основном служила для разговора с мертвыми, а Грейс все еще была жива. Может быть, ее нынешнее состояние едва ли можно было назвать жизнью, но все же это была определенно не смерть. И даже несмотря на уверенность Пенелопы в успехе, Виктор волновался о том, что и эта связующая ниточка окажется лишь обманкой. Он с трудом представлял себе, что ему нужно быдет делать, если Грейс не станет говорить с ними, ведь в таком случае единственным способом докопаться до разгадки будет найти Оливера и вывести его на чистую воду. Но это только звучало просто, так что подсказка от Грейс была бы намного эффективнее.

Когда они закончили возиться со свечами, Пенелопа достала из кармана спички и принялась зажигать фитильки один за другим, двигаясь по кругу. Виктор тем временем отвел Иеронима к столу — ему нужно было объяснить Чистильщику немудреные правила того, как следует себя вести во время сеанса. Тот, в свою очередь, огрызнулся, вновь озвучив вопрос, который уже не раз задавал:

— Почему ты уверен, что сейчас я не передумаю? После того, как понял, что ты блефуешь?

— Потому что иначе ты бы уже меня убил, — Виктор потер лоб и прикрыл глаза. Чистильщик начинал его по-своему утомлять. — Ты держишь обещания, которые дал. Ты очень воспитанный мальчик.

Альбинос не ответил. Он не отводил от Виктора взгляда, глаза его казались Гадателю стеклянными и пустыми. По его выражению лица невозможно было понять, о чем он думает и какие решения принимает, хотя, с другой стороны, Виктор был готов поклясться, что слышит, как крутятся шестеренки и щелкают рычаги в голове у Чистильщика.

— В любом случае, давай об этом поговорим немного попозже, — он поморщился и подвинул к Иерониму блокнот и ручку: — Все, что нам нужно от тебя сейчас — это молчание и внимание. Ты должен записывать все, что услышишь и увидишь. Тебе видно отсюда доску?

— Да.

— Превосходно. Но ты ни в коем случае не должен задавать своих вопросов. Никаких просьб, никаких вопросов, никакого "постучи два раза, если ты здесь" и никаких слов вообще.

— Почему?

— Потому что если ты сделаешь это, то все плохое, что когда-либо происходило с тобой, покажется тебе детским лепетом. К тому же, ты какой-никакой церковник, ты упрям и я не знаю, как именно на тебя отреагирует этот дух, — Виктор ступил в круг из свечей и добавил: — Кроме того, ты слишком ценен для меня, чтобы я блефовал. Договорились?

Он сел на пол прямо напротив Пенелопы так, чтобы их колени соприкасались. Девушка тут же поудобнее расположила доску, проверила, чтобы та не шаталась, и положила на нее бегунок.

При свете свечей Пенелопа казалась худее, чем обычно. Она выглядела бледной и осунувшейся, но почему-то в такие моменты она казалась Виктору живее, чем когда-либо. На минутку соприкасаясь с другой реальностью, Пенелопа как будто получала мощный заряд энергии. Виктора бросало в дрожь от одной мысли о Безмирье, Пенелопа же каждый раз возвращалась туда с тем же чувством, с которым обычно возвращаются домой; ее не пугал этот неполноценный щербатый мир — она была частью его. Сейчас девушка замерла в предвкушении и Виктор, вот уже в который раз за последние несколько лет, поймал себя на том, что любуется ею в такие моменты.

Как только Чистильщик устроился поудобнее и взялся за блокнот с ручкой, Виктор и Пенелопа практически одновременно, словно повинуясь неслышной другим команде, положили руки на бегунок. Они действовали молча, но Виктор как будто слышал мысли Пенелопы, а она, почти наверняка, слышала его. В этот момент они были одним целым.

Наконец медиум заговорила. Ее голос изменился, теперь он был с хрипотцой, тихий и будто обволакивающий:

— Сеанс будет продолжаться только в том случае, если нам не будет причинено зло. Мы хотим только добра и только добра ждем; при любых проявлениях злых помыслов со стороны духов, сеанс будет прерван, — произнесла она, — Я вызываю Клеа Грейс Льюис.