— Поскачите, поскачите! — бормотал Суета. — Вот как изловим вашего посланца-пособника, тогда и за вас примемся. Чай, мыслите, что в обители и воинов больше не осталось? Дайте срок…

Гикали наездники, кружились, грозили монастырю саблями да мушкетами; монастырь молчал, лишь гудели по-старому гулко, твердо и непрестанно троицкие колокола.

Грозно глядели на ляшский стан монастырские пушки.

— Глянь-ка, там, у бойницы, никак литвин стоит? — молвил Суета Пимену Тененеву. — Пойдем-ка потолкуем с ним маленько, да посмотрим, что он там делает.

Мартьяш трудился над большой обительской пушкой, что Красные ворота охраняла своей медной пастью. Дальнобойная была пушка, исправная, и немало врагов погибло под стенами от ее метких, тяжелых ядер.

Приметил Мартьяш идущих молодцов, но не дрогнуло лицо его, не смутился злодей-предатель; еще старательнее принялся он за работу — чистил жерло, осматривал.

— Доброго утречка, пан Мартьян! — сказал Суета весело, снимая шапку перед рыжим литвином. — Экой ты заботливый, еще день не занялся, а ты с пушкой возишься.

— Чего ты меня паном кличешь! — обиделся рыжий переметчик. — Чай, я такой же православный; ляхом искони не был.

— Не гневайся: обмолвился я. Больно уж язык-то мой на речи скор, не то что у вчерашнего ляха немого. А напугался ты вчера, как он на тебя накинулся?!

— Вестимо, напугался, — не смутясь, ответил злодей. — Видел я его не раз в стане у Лисовского. Не в полном уме он и хмелен часто бывает. С того, чай, и в обитель перебежал; а, может, и с умыслом недобрым. Уж я про него князю воеводе говорил. Остеречься надо.

— Верно, верно говоришь ты. Время такое, что всякого остеречься не худо. А что ты, приятель, с пушкой делаешь?

— Позаржавела малость, да копоти в жерле много набралось. Исправляю ее по приказу князя-воеводы.

И спесиво поглядел Мартьяш на Суету: вот, мол, тебе!

— Ну, работай, работай. Мы тебе помехой не будем. Учтиво подняли молодцы шапки, прочь пошли. Острым, лукавым взором поглядел им вслед Мартьяш.

Ничего — идут удальцы беззаботно, пересмеиваются, громко беседу ведут. "Куда им догадаться! — подумал злодей. — Разума не хватит! А надо бы того немого избыть как-нибудь. И откуда он взялся? Слышал ведь я, что увели его крымцы за Перекоп. Знать, бежал оттуда! Ну, да бояться нечего: и хотел бы рассказать, да не сможет. И воевода ему веры бы не дал — славно обошел я князя. А поторопиться все же нужно: чай, пан гетман да пан полковник заждались совсем!"

Кончил литвин пушку чистить; с опаской оглянувшись, вынул он из-за пазухи большой гвоздь и скрыл его у бойницы, под камнем.

— Ночью найду, всажу в затравку. Как-то палить станут монахи! Не одну пушку исправлю им на славу!

И злобно усмехнувшись, пошел Мартьяш по бойницам.

Все удавалось в этот день изменнику: стражи везде мало было; князь за любимцем своим что-то не посылал долго.

Много пушек оглядел Мартьяш, около каждого станка по железному гвоздю скрыл: было чем поработать ночью. Степенно со стены сойдя, пошел он по обительскому двору к жилью княжескому.

У князя-воеводы сидели отец архимандрит, Алексей Голохвастов да старец Гурий; вели они важную беседу. Как вошел рыжий литвин — замолчали все разом.

— Где был? — неласково что-то спросил воевода Мартьяша.

— По твоему наказу, князь, осмотрел я пушки на стенах. Все теперь исправны, хоть сейчас палить из них можно.

— А что, Мартьян, — вновь спросил князь, — сегодня ночью не полезут ляхи на стены? Давненько что-то не были.

— С чего им, воевода, на приступ-то идти? Еще после зимы лютой обогреться не успели. Чай, и снаряд воинский подмок у них весь да попортился. Нет, князь, пока не выглянет солнышко весеннее — все будут они в стане сидеть да вино попивать.

Словно поверил князь злодею: головой кивнул, ласково улыбнулся. Еще более осмелел тогда рыжий Мартьяш.

— А что, князь, про немого ляха сведал что? Верь слову моему, что подослан он Сапегой да Лисовским. Велел бы его, воевода, на пытке допросить. Откроется, чай, — коли не словами, знаками покажет, что замыслил.

— Что же? Ночью сегодня и примемся за предателя, — молвил князь и усы разгладил, чтобы невольную улыбку скрыть.

Веселый вышел Мартьяш от воеводы: думал он, что вот-де двух зайцев одним камнем убил.

А в горнице воеводской, по уходе его, переглянулись все, головами покачали. Отец Гурий даже перекрестился.

— Вот злодей нераскаянный! Вконец бедного Немка сгубить хочет… клевещет на невинного!

— Спасибо тому немому да тебе, отец Гурий! — сказал князь-воевода. — Коль не вы бы меня надоумили, верил бы я все злодею-переметчику. Бог ведает, что с обителью было бы! Нашло же ведь ослепление такое, ровно ум помутился! Ну, да теперь только подстеречь его, злодея!

— О том не заботься, воевода. Суета с товарищами с него глаз не спустят, — молвил отец Гурий. — Ни шагу без ведома не сделает.