— А кто же это пришел?

— Кушель и Растворовский с отрядом в две тысячи человек. С ними и мои драгуны.

— А басурман много было?

— Нет! Должно быть, тысячи две, может, немного больше.

— Слава богу! Дайте же мне чего-нибудь напиться, я чувств лишился. Спустя два часа Заглоба, основательно выпив и поев, сидел на лошади среди драгун Володыевского, а возле него ехал маленький рыцарь и так говорил ему:

— Вы уж не огорчайтесь, так как хотя мы приедем в Збараж без княжны, но было бы хуже, если бы она попала в руки неверных.

— А может быть, Жендзян повернет еще в Збараж? — спросил Заглоба.

— Этого он не сделает, дорога будет занята: тот чамбул, который мы отогнали, скоро вернется и поедет вслед за нами. Наконец, и Бурлай с минуты на минуту станет под Збаражем, прежде чем Жендзян успеет туда попасть. Затем со стороны Константинова идут Хмельницкий и хан.

— О боже! Значит, Жендзян с княжной попадет как бы в западню.

— Жендзян позаботится о том, чтобы, пока не поздно, проскользнуть между Збаражем и Константиновом и не допустить окружить себя полкам Хмельницкого или чамбулам хана. Я очень надеюсь, что он сумеет это сделать.

— Дай бог!

— Этот парень хитер как лиса. Вы мастер на выдумки, но он вас хитрее. Мы долго ломали себе голову над тем, как спасти девушку, и в конце концов у нас опустились руки, и только благодаря ему все удалось устроить. Теперь Жендзян будет изворачиваться, так как дело идет и о его шкуре. Надейтесь, ибо над ней и Бог, который спасал ее столько раз. Вспомните, ведь сами вы в Збараже велели мне надеяться, когда приезжал Захар.

Заглоба несколько успокоился после этих слов Володыевского, а потом погрузился в глубокую задумчивость.

— Пан Михал, — сказал он после долгого молчания, — не спрашивали ли вы Кушеля, что со Скшетуским?

— Он уже в Збараже и, слава богу, здоров. Скшетуский приехал с Зацвилиховским от князя Корецкого.

— Что же мы ему скажем?

— В том-то и дело!

— Ведь он все думает, что девушка убита в Киеве.

— Да.

— А вы говорили Кушелю или кому-нибудь другому, откуда мы едем.

— Не говорил, так как думал, что лучше будет сначала нам посоветоваться.

— Я думаю, что лучше умолчать обо всем происшедшем, — проговорил Заглоба. — Если, сохрани бог, девушка попала теперь в руки казаков или татар, то для Скшетуского это новое горе. Это было бы то же, что растравить у него зажившую рану.

— Я головой ручаюсь, что Жендзян ее спасет.

— Я охотно поручился бы и своей головой, но теперь несчастье гуляет по свету, как чума. Лучше уж будем молчать и предадим все на волю Божью.

— Пусть будет так. Но не откроет ли Подбипента этой тайны Скшетускому?

— Разве вы его не знаете! Он дал рыцарское слово, а это для него священная вещь.

Тут к ним присоединился Кушель, и дальше они ехали вместе, беседуя при первых лучах восходящего солнца об общественных делах, о приходе полковников в Збараж, о предстоящем приезде князя и о неизбежной уже страшной войне с казаками.

В Збараже Володыевский и Заглоба застали все коронные войска, собравшиеся здесь в ожидании неприятеля. Тут были и коронный подчаший, который пришел из-под Константинова, пан Ланцкоронский, каменецкий каштелян, который недавно под Баром разгромил казаков, и третий полководец — пан Фирлей, из Домбровицы, каштелян бельский, пан Андрей Сераковский, коронный писарь, и хорунжий Конецпольский, и артиллерийский генерал Пшиемский, даровитый полководец, особенно искусный в деле осад и возведения укреплений. С ними было десять тысяч регулярного войска, не считая нескольких полков князя Еремии Вишневецкого, которые и прежде квартировали в Збараже.

Генерал Пшиемский на южной стороне города и замка, за речкой Гнезной и двумя прудами, устроил укрепленный лагерь по иностранному образцу, который можно было взять только с фронта, ибо сзади его защищали пруды, замок и речка. В этом лагере полковники и намеревались дать отпор Хмельницкому и задержать его до тех пор, пока не придет король с остальными войсками и ополчением всей шляхты. Но был ли выполним этот план, если принять во внимание могущество Хмельницкого?

Многие сомневались в этом и в подтверждение своих сомнений указывали на то, что в самом лагере дела шли плохо.

Прежде всего, между вождями не было согласия, так как полковники поневоле пришли в Збараж, подчиняясь лишь требованию князя Вишневецкого. Сначала они хотели защищаться под Константиновой, но, когда пронеслась весть, что князь Вишневецкий обещает прийти лишь в том случае, если местом обороны будет выбран Збараж, солдаты тотчас заявили королевским вождям, что они хотят идти в Збараж, а в другом месте сражаться не будут. Не помогли ни уговоры, ни авторитет начальников, и вскоре полковники поняли, что если они будут настаивать на своем, то войска, начиная с гусарских полков и кончая последним солдатом иностранного отряда, оставят их и перейдут под знамена Вишневецкого. Это был один из тех печальных и все чаще повторявшихся в то время примеров нарушения военной дисциплины, которое породили неспособность вождей, их несогласие между собой, страх перед могуществом Хмельницкого и небывалые до сих пор поражения, особенно под Пилавицами.