Саргарус Александр
Шрифт:
— Нравится — не нравится, но оно характеризует вас. Слово с легким намеком на шаловливость, да и то только для тех, кто знает, откуда оно взялось. А вам, ребятки, не мешало бы быть почестнее с вашими друзьями по "несчастью".
— Они… могут не понять, — заикаясь сказала Стоукс.
— Это вам так кажется.
— Нет, не кажется, — с твердостью в голосе сказала Барбара.
— Нет, кажется. Если бы вы сейчас были в "унокосне", я быть может и не спорила с вами. Но вы сейчас не там. Судите сами: после того, как вы избежали мести мэра на Земле, будучи похищенными прямо из здания Университета обязательных космических наук и не по своей воле вступившими в сверхсекретный отряд, вы пережили: а) нападение "зеленой плесени" на LV-1220 и операцию по ее зачистке, б) зачистку ипоморфов здесь, причем первую удачную за все время пребывания людей в космосе, в) уничтожение лаборатории по разведению монстров вместе с планетой, на которой она была. Если к этому всему прибавить то, на каком корабле вы летали, у кого в подчинении вы находитесь, и еще парочку наших личных секретов, то ответь мне, Барбара, что есть ваша тайна, по сравнению со всем этим?
— Но… но… они не поймут. Они будут смотреть на нас… по-другому.
— Я прекрасно понимаю вас и ваши опасения. Да, они могут сначала не понять, но со временем им все равно никуда от этого не деться. Поймут все, как миленькие, да еще и гордиться когда-нибудь будут, что с вами служили, учились и вообще. Понимаете… доверие друг к другу — это высшая форма взаимоотношений между людьми. Не только солдат, а вообще всех. Веками люди боролись с такими вещами, как расизм, жено- или мужененавистничеством, со временем искоренив все эти "прелести" из общества. Быть может, вы помните, что еще в начальных классах на некоторых вам прививали любовь ко всем людям. Не знаю с каким успехом, но… И важно не то, почему мы все разные, а то, в чем мы одинаковые. К чему я это все… Так вот, если вы верите своим близким, в данном случае, бывшим одногруппникам, а ныне — сослуживцам, а они верят вам, то вместе вам и море по колено. Доверие спасает тогда, когда логика и здравый смысл против вас. Доверие спасает тогда, когда вы стоите на грани, и, кажется, что терять уже нечего. Доверие помогает держать в узде эмоции и понимать друг друга без слов…
— Как это все классно звучит, — перебил ее Туев. — Да только на практике будет иначе.
— Может. Поначалу. Но не все время. Но и это пройдет. Да, будут те, которые очень сильно на вас обидятся, только они даже сами не будут понимать из-за чего. Даже если они будут орать, сторониться вас, не разговаривать, толкать, пытаясь зацепить или что-то еще, называть вас какими-то… идиотскими кличками, то все это будет исходить только от обиды, что вы так долго им не говорили правду. А когда пройдет время, они поймут, что вы все те же, что и были раньше, что вы абсолютно такие же, как и были раньше, что ни капельки в вас не изменилось. И их попустит. Вы всю жизнь скрываете свое истинное лицо, откройтесь хотя бы своим друзьям. Вам самим будет легче.
— Мы привыкли прятаться, — сказал Пауль. — Всю жизнь скрываемся, так легче, чем терять друзей из-за такой глупости…
— Вот именно из-за глупости. Скажите мне, а если они сами узнают о вашей тайне, то как вы тогда будете перед ними объясняться?
— Как интересно они узнают? — спросила Барбара. — Сколько лет не знали, а теперь вдруг…
— Вы столько лет виделись только на учебе и после нее. Ночевали дома с родителями, на лето кто-то из вас уезжал… в село, к дяде, к тете, к дедушке, к бабушке. А теперь вы постоянно находитесь вместе, вместе служите, вместе спите, вместе воюете. Так или иначе, вы начали узнавать друг друга лучше. И я готова поспорить, что кто-то заметил эти ваши встречи. Даже я стала обращать внимание на ваше странное поведение. Значит что? Плохо шифруетесь. Вы на кой фиг вообще начали собираться?
— Нам нужно было решить проблему.
— Нужно решить проблему, — передразнила его Джессика. Что-то она в последнее время часто задирает нас. К чему бы это? — А что вы будете делать, если на одну из ваших встреч придет кто-то из них, спрячется и подслушает? И поймет все, а? Что вы тогда делать будете?
У меня засосало под ложечкой. Она знает, что мы здесь.
— Придумаем что-нибудь, — быстро ответила Барбара.
— Да? Ну, тогда можешь начинать придумывать. Эй, вы двое, выходите!
Нимуш повернулся ко мне, в глазах его читался страх вперемешку с паникой, будто бы нас нашли враги и звали на расстрел. Я похлопал его по плечу и шепнул:
— Ну что ж. Она такая. Она все знает.
— Мне вас за ноги из кладовой вытащить? — угрожающе спросила Джессика. В шутку, кончено. Хотя если бы мы заупрямились, шутка могла перейти в реальное действо.
Мы медленно встали, и, громыхая уборочным инвентарем, явились всем присутствующим.
— Б-билл… — больше всех удивленна была Барбара. — Н-ним-муш? А что вы здесь делаете?
— Это у Билла есть такая привычка, подслушивать чужие разговоры, — подмигнула мне Джессика. — А что ты на меня так смотришь? Я тебя тогда не увидела. Зато Алекс увидел. И не упустил возможности сообщить мне это при нашем следующем разговоре.
Но для Барбары и Нимуша более не существовало никого вокруг. Они смотрели друг на друга, не отрываясь. Я даже боялся представить, какие страсти сейчас между ними накаляются.
— Зачем ты следил за мной? — спросила Барбара.
— А что ты от меня утаиваешь? — ответил Нимуш вопросом на вопрос.
— Ничего.
— Не ври, Барби. Вы тут уже несколько минут разговариваете о вашей большой тайне…
— И заметь — ни разу еще не назвали ее вслух, — сказала Джессика.
— Почему? — спросил я у нее.
— Потому что я хотела, чтобы они сами вам это сказали.
— Тут нечего обсуждать вообще, — сказал Туев и направился к выходу.
Дверь у него перед носом резко захлопнулась. Прямо как в дешевом фильме ужасов.
— А я сказала — вы никуда не пойдете, пока я не удостоверюсь в том, что вы сказали мне правду, — с угрожающим оттенком в голосе сказала Джессика. — И пока не покажете им свою тайну.