Стихотворения. Поэмы. Проза
вернуться

Случевский Константин Константинович
Шрифт:

«Проповедь в храме одном говорилась…»

Проповедь в храме одном говорилась. Тяжкое слово священника мощно звучало. Нервною стала толпа, но молчала… Слезы к глазам подступили, дыханье стеснилось… Все же молчала толпа! Только вдруг бесноватый, С улицы в церковь войдя, зарыдал, — Так, ни с чего! Храм, внезапно объятый Страхом как будто, — стенаньем ему отвечал! Это томление слез, тяготу ожиданья — Вдруг разрешило не слово, порыв беснованья.

«Вот новый год нам святцы принесли…»

Вот новый год нам святцы принесли. Повсюду празднуют минуту наступленья, Молебны служат, будто бы ушли От зла, печали, мора, потопленья! И в будущем году помолятся опять, И будет новый год им новою обидой… Что, если бы встречать Иначе: панихидой?

«Я сказал ей: тротуары грязны…»

Я сказал ей: тротуары грязны, Небо мрачно, все уныло ходят… Я сказал, что дни однообразны И тоску на сердце мне наводят, Что балы, театры — надоели… «Неужели?» Я сказал, что в городе холера, Те — скончались, эти — умирают… Что у нас поэзия — афера, Что таланты в пьянстве погибают, Что в России жизнь идет без цели… «Неужели?» Я сказал: ваш брат идет стреляться, Он бесчестен, предался пороку… Я сказал, прося не испугаться: Ваш отец скончался! Ночью к сроку Доктора приехать не успели… «Неужели?»

«Мы все немножко скакуны с рожденья…»

Мы все немножко скакуны с рожденья! У нас любой Хома становится пророком; Паясничаем мы со святостью моленья, Но молимся зато вприсядку или скоком…

«Каких-нибудь пять-шесть дежурных фраз…»

Каких-нибудь пять-шесть дежурных фраз; Враждебных клик наскучившие схватки; То жар, то холод вечной лихорадки, Здесь — рана, там — излом, а тут — подбитый глаз! Талантики случайных содержаний, Людишки, трепетно вертящие хвосты В минуты искренних, почтительных лизаний И в обожании хулы и клеветы; На говор похвалы наставленные уши; Во всех казнах заложенные души; Дела, затеянные в пьянстве иль в бреду, С болезнью дряблых тел в ладу… Все это с примесью старинных, пошлых шуток, С унылым пеньем панихид, — Вот проявленья каждых суток, Любезной жизни милый вид…

Песни из «Уголка»

(1895–1901)

Посвящаются А.А. Коринфскому и Н.А. Котляревскому

«Мы — разных областей мышленья…»

Мы — разных областей мышленья… Мы — разных сил и разных лет… От вас мне слово утешенья, От вас мне дружеский привет. Мы шли различными путями, Различно билось сердце в нас, И мало схожими страстями Мы жили в тот иль в этот час. Но есть неведомые страны, Где — в единении святом — Цветут, как на Валгалле, раны Борцов, почивших вечным сном. Чем больше ран — тем цвет их краше, Чем глубже — тем расцвет пышней!.. И в этом, в этом — сходство наше, Друзья моих последних дней.

«Здесь счастлив я, здесь я свободен…»

Здесь счастлив я, здесь я свободен, — Свободен тем, что жизнь прошла, Что ни к чему теперь не годен, Что полуслеп, что эта мгла Своим могуществом жестоким Меня не в силах сокрушить, Что светом внутренним, глубоким Могу я сам себе светить И что из общего крушенья Всех прежних сил, на склоне лет, Святое чувство примиренья Пошло во мне в роскошный цвет… Не так ли в рухляди, над хламом, Из перегноя и трухи, Растут и дышат фимиамом Цветов красивые верхи? Пускай основы правды зыбки, Пусть все безумно в злобе дня, — Доброжелательной улыбки Им не лишить теперь меня! Я дом воздвиг в стране бездомной, Решил задачу всех задач, — Пускай ко мне, в мой угол скромный, Идут и жертва и палач… Я вижу, знаю, постигаю, Что все должны быть прощены; Я добр — умом, я утешаю Тем, что в бессилье все равны. Да, в лоно мощного покоя Вошел мой тихий «Уголок» — Возросший в грудах перегноя, Очаровательный цветок…

«Как ты боишься привидений…»

Как ты боишься привидений! Поверь: они — твой личный бред; Нам с миром мертвых нет общений, И между двух миров — запрет. Когда б я мертвого увидел Хоть миг один, как видел ты, Я 6 этот миг возненавидел, — Он сжег бы все мои мечты. Нельзя из моря снова в реку Былые волны обратить; Нельзя свершившемуся веку Вернуться и грядущим быть. Умерший сгинул безвозвратно, Земное в нем завершено… Что дальше? Людям непонятно; Бессмертье — плод, а мы — зерно!

«Какая ночь! Зашел я в хату…»

Какая ночь! Зашел я в хату, Весь лес лучами озарен И, как по кованому злату, Тенями ночи зачервлен. Сквозь крышу, крытую соломой, Мне мнится, будто я цветок С его полуночной истомой, С сияньем месяца у ног! Вся хата — то мои покровы, Мой цветень и листва моя… Должно быть, все цветы дубровы Теперь мечтают так, как я!

«Воспоминанья вы убить хотите…»

Воспоминанья вы убить хотите?! Но — сокрушите помыслом скалу, Дыханьем груди солнце загасите, Огнем костра согрейте ночи мглу!.. Воспоминанья — вечные лампады, Былой весны чарующий покров, Страданий духа поздние награды, Последний след когда-то милых снов. На склоне лет живешь, годами согнут, Одна лишь память светит на пути… Но если вдруг воспоминанья дрогнут, — Погаснет все, и некуда идти… Копилка жизни! Мелкие монеты! Когда других монет не отыскать — Они пригодны! Целые банкеты Воспоминанья могут задавать. Беда, беда, когда средь них найдется Стыд иль пятно в свершившемся былом! Оно к банкету скрытно проберется И тенью Банко сядет за столом.