Все трое разместились на кухне. Гости сидели на стульях у круглого стола, а профессор стоял у распахнутого окна. Наверное, в квартире окна выходили на разные стороны, поэтому из окна дул приятный легкий ветерок, слегка шевеля седые профессорские волосы. Хозяин квартиры медленно перевел взгляд с Алены на Ивана и, с трудом подбирая слова, произнес: «Мне сообщили о смерти Персострата сразу, в тот же день. Я просто не мог поверить — еще вчера мы здесь, на кухне, пили чай». Голос хозяина окреп: «Я никогда не одобрял его увлечений вооружениями! Даже ружье на стене само стреляет, а тут — какая-то плазма».

— Извините, я не знаю, как к вам обращаться, — перебил Иван. — Дядя оставил только ваш адрес.

Профессор прервал начинавший наливаться страстью монолог и представился: «Кошкин Василий Иванович. Старый друг Персострата, еще по школе. С первого класса сидели за одной партой. До десятого, с небольшим перерывом», — и замолчал.

— Я тоже хирург, — сказал Иван, — чувствуя, что беседа начинает угасать, так и не начавшись, — работаю в Москве. Онколог. Иван Сергеевич Мухин.

— Да, вы — Ваня. Персострат про вас недавно рассказывал. Должен заметить, что я не совсем хирург, я — грумер, парикмахер — специалист по стрижке домашних любимцев. Мне принадлежит единственный в этом городе зоосалон.

Алену позабавило соответствие фамилии Кошкин и рода занятий кошачьего парикмахера, и она слегка улыбнулась.

— Да, милая барышня, — старик обращался уже к девушке, — не вы первая, кого это веселит. А вас как звать, позвольте поинтересоваться?

— Алена.

— А по отчеству?

— Не нужно по отчеству. Просто Алена.

— Просто Алена, — задумчиво повторил профессор. — А вы, задумывались, Алена, над тем, что только врачей и учителей с младых ногтей называют по отчеству? Все остальные в наши американизированные времена до старости лет остаются для окружающих просто Василиями, хорошо, если не Васьками, — в голосе старика звучала явная горечь. — И идет такой человек по жизни, всё сильнее гнется под тяжестью прожитых лет, теряет волосы и зубы, а для всех он остается просто Васькой. Алена, вы можете представить, чтобы Леонида Ильича Брежнева (упокой, Господь душу старого маразматика) по нашему телевидению назвали бы Леонид Брежнев? Так его только Голос Америки величал. А сейчас? «Президент России Дмитрий Медведев»! Да большинство наших соотечественников не знают его по отчеству!

Алене пришло в голову, что парикмахер Кошкин не очень хочет говорить о смерти своего друга. То же, наверное, почувствовал и Иван. Поэтому он постарался перевести беседу в нужное русло:

— Василий Иванович, вы не могли бы рассказать подробнее про дядю? Так получилось, что я о нем почти ничего не знаю. Мы переписывались, он приезжал ко мне в гости в Москву, я гостил у него здесь. По-своему, мы с дядей Персиком (я его звал именно так, и, думаю, ему это нравилось) были очень близки, особенно в последнее время. Но все разговоры крутились вокруг наших семейных дел.

— Понимаю, — величественно кивнул головой старый грумер. — Как я уже говорил, с Персостратом мы дружили с первого класса. В начале войны его семья перебралась в Боголюбск, откуда-то из Прибалтики, если мне память не изменяет. В школу там он по неизвестным мне причинам не ходил, поэтому не обладал тем, что сейчас принято называть «коммуникационными навыками», — последние слова старик произнес с нескрываемым отвращением. — Мальчик был почти на два года старше нас, а в этом нежном возрасте два года — очень большая разница, и друзей в классе он не завел. Возможно, из-за того, что он был постарше, в школе его всегда называли полным именем: Персострат. Некоторые пытались сокращать имя до «Перса», но кличка не прижилась. Сошлись мы с ним на любви к животным. Времена были голодные, и бесполезного зверья, такого, что не дает молока и мяса, в городских квартирах не держали. У меня когда-то была собака, но к тому времени ее не стало. Уж не хочу и думать о том, куда мои родители ее подевали. А у Персострата была черепаха, не представляю, где он ее раздобыл.

Алена почувствовала, что если не вмешаться, их с Иваном ждет прослушивание очень длинной истории в жанре «Детство. Отрочество. Юность», причем изложение первой части трилогии еще только-только начинается. Поэтому она не слишком деликатно перебила размеренный рассказ:

— Скажите, Василий Иванович, а у вашего друга в детстве была склонность к мистификациям?

По лицу грумера пробежала легкая тень. Кажется, он собирался рассказать, как знакомство с дядюшкиной черепахой помогло ему ощутить вкус к стрижке собак и кошек.

— Да, Персострат всегда был большим выдумщиком и любил пошутить. Помню, уже классе в восьмом, он показал мне листок бумаги, найденный, якобы, в старой библиотечной книжке. По его словам, листок должен был привести к кладу, закопанному в наших краях Наполеоном. Сейчас-то я знаю, что Наполеон в Боголюбске никогда не был и не мог быть. Тем не менее, мы почти год охотились за этими сокровищами. Записка привела нас сначала на пыльный чердак старого дома. Там за стропилами нас ожидал конверт, завернутый в целлофан. Целлофан почти полтораста лет защищал конверт от дождя и снега — император оказался очень предусмотрительным мужчиной. Правда, часть письма всё равно оказалась нечитаемой — атмосферные воды уничтожили ключевую строчку текста. Однако юношеская сообразительность позволила нам найти следующий ключ. Он был сокрыт на вершине колокольни знаменитого Боголюбского монастыря, — старик показал куда-то за окно. Алена глянула в окно, но колокольни не увидела.