Шрифт:
«Бог с ним и с кладом, верно в землю ушел».
А какой котелок там был с золотом, какая плита чугунная!
И остались бабы, — не клад, а пупень.
1915 г.
Клекс *
Из всех дней первый — Пасха. В ту святую ночь стоит сама земля раскрытая.
Отправился Семен к заутрене, а идти ему было на погост мимо озера. Вот и идет он берегом, а там, на другом берегу, какой-то так колышек из воды лукошком что-то в лодку таскает.
«И кому в такую пору, — думает Семен, — в воде бултыхаться?»
Тут в колокол ударили, и тот вдруг пропал.
Перекрестился Семен, прибавил шагу, обошел озеро и прямо к лодке. А в лодке полно клексу.
«Эка невидаль, чешуя рыбья! Али взять?»
И набрал в карманы клексу и в церковь.
Хороша на Пасху служба, не ушел бы из церкви. Похристосовался Семен: «Христос воскрес!» — освятил пасху и домой разговляться. Шел в обход озером мимо самого того места, а уж лодки не было: ни лодки, ни клекса. Так домой и вернулся.
Сел Семен за стол, закусил пасхи, да хвать за карман — вспомнил! — а там серебро звенит. Вот какой клекс был, серебряный!
И с той поры обогатился Семен.
И с той поры на озере, чуть тихий час, завоет кто-то жалобно… Ну, и Семена больше не заманишь к озеру, — на мешках сидит серебряных.
1915 г.
На все Господь
На все Господь *
Жил Ипат не бедно, не богато, да пришло крутое время, и до того добился, что и питаться нечем стало. Жена, дети — что делать? И пошел он из села за тридцать верст на озеро рыбачить. И там, на озере, исправил себе балаган земляной и перевез на новое место жену и детей.
И так ему было горько на новом месте и жалко, — да так, стало быть, Бог дает! И положил он каждый день удить для жены и детей.
«Если на себя не заужу, то не буду есть!»
День удит, ночью Богу молится. И с месяц удил, зауживал на жену и детей, а на себя хоть бы раз попало. И дал ему Бог терпение, — за этот месяц он ничего не ел.
И вот выдался денек такой, заудил он две рыбки лишних.
«Слава Богу, сжалился надо мной Господь и мне дал. Нынче и я поем!»
Приходит с рыбой к балагану.
— Говори, жена, «слава Богу»!
— А что «слава Богу»?
— Я на себя заудил, две рыбки лишних попались, Господь на меня дал!
— Не на тебя это, я тебе еще родила два сына, на них Господь и дал.
— Ну, придется и опять не евши. Слава Богу, что родила благополучно.
И трое суток еще удил, заужал на жену и детей, а на себя нисколько. Трое суток кончилось, пора бы ребят крестить.
— Надо ребят крестить, пойду на село к попу!
И поутру пошел, оставил жену с детьми на озере в балагане.
Встречу попадает Ипату молодец.
— Куда, Ипат, идешь?
— А родила у меня жена два сына, надо крестить.
— Возьми меня в кумовья. Посмотрел Ипат через правое плечо.
— Нет, ступай уж… И без тебя потонул я в грехах. А тот как захохочет, да в сторону.
— Ишь, какой!
Нечистый был это дух.
Отошел Ипат немного, идет молодец чище того.
— Куда тебя, Ипатушка, Бог несет?
— Жена родила два сына, иду к попу, надо окрестить.
— Возьми меня в кумовья.
Посмотрел Ипат через правое плечо, видит, хорошей души.
— Ладно, покумимся.
— На тебе три золотых, — подал кум, — даром поп на своей лошадке не поедет. Отдай ему золото, а я пойду к твоей жене.
А это был ангел. За терпение человеку послал его Господь.
Не долго шел Ипат, за какой час в село поспел к попу.
— Батюшка, я до твоей милости… жена у меня родила два мальчика, а живу я нынче в балагане на озере за тридцать верст, надо бы мне их окрестить. Я до твоей милости.
Посмотрел на Ипата поп.
— А ты б их склал в полу, притащил сюда, я бы их и окрестил. Мне тащиться такую даль не рука!
И вышел в горницу.
Тут Ипат три золотых на столик, мнется.
— Ты чего? — выглянул поп.
А на столике золото так и блестит. Поп как увидел золотые и сейчас же стряпке: «Станови самовар!» — а кучеру: «Лошадь запрягай!»