Шрифт:
Степенный был мужик Павел, рассудительный, первый охотник, а тут ровно и вправду со сладкого масла ослеп. Или не слышал, на что пеняла Анисья, не чуял, с чего сама, как оладья, пышет?
И на другой день тоже, опять оладьи. И на третий оладьи, да все жирно, да с маслом.
На третий день ослепнет Павел.
Ждет не дождется Анисья, зарумянилась вся.
— Ну, Анисья, я теперь ничего не вижу.
Поверила Анисья.
— Чего ты говоришь?
— Ой, ничего-то не вижу. Будешь ли ты меня поить-кормить, слепого?
— Буду, буду, не беспокойся. Вот как буду!
Уж как рада Анисья.
Да и, в самом деле, она будет ходить за Павлом. Бог с ним, только б воля. А теперь ей воля: не слышит Павел и вот не видит — ослеп.
Прибралась Анисья, умылась.
В избе выметено, вычищено — чисто, любо взглянуть.
И до чего это воля человека красит!
Сбегала Анисья к дружку. Привела дружка, усадила за стол: полон стол угощенья.
— Кушай, Саша, кушай, голубчик!
Ну, тот всего попробовал.
— Еще чего не хочешь ли?
А дружок и говорит Анисье:
— Всем я доволен. А хочется мне толокна, замеси, пожалуйста, я закушу.
Анисья проворно за толокно: сейчас и готово.
— Маслица бы немножко!
— Нет, нет, что ты! От масла ослепнешь: мой-то от масла ослеп. Погоди, я тебя послаще угощу.
Был на деревне кабак. Анисья в кабак и побежала: угостит она дружка послаще.
А Павел лежит на печке, ружье около — ив гроб завещал ружье с собой положить. И как вышла Анисья, он за ружье, да в дружка — хорошо стрелял Павел, первый охотник — так дружка на месте и уложил. Сам соскочил с печки, закатал такой вот ком толокна, напихал ему полон рот, да опять на печку. И лежит, как ни в чем не бывало.
Вернулась из кабака Анисья, а дружок — полон рот толокна. Позвала не слышит, тронула и не дрыгнет.
Вот тебе толокно какое!
Проклянутая *
Богатый жил мельник Рябов — мельница в трех верстах от деревни. И был у мельника сын, парень на все руки, балалаешник. Раз ввечеру посылает мельник сына.
— Поди, — говорит, — Саша, сходи-ка на мельницу.
Забрал Александр балалайку и пошел. И там засыпал молотье, а сам в избушку, сел на лавку да за балалайку. Сидит себе, играет и не заметил, как подошла полночь. А в полночь будто ветер — полосой прошел по избе ветер. Поднял глаза, глядь — пляшет…
Залюбовался Александр — этакая красавица, — и звончее пустил плясовую.
Плясала — подымала руки — плыла, заплывала, а то, как волчок.
— Как звать тебя? — крикнул Александр.
Та засмеялась:
— Настасьей!
Да на него, что метелица, вот-вот вышибет балалайку, так и кружит, и кружит.
Александр протянул руку — дай ухвачу — да носом в пол и ткнулся.
И нет в избе никого.
Ночь. Вода гремит на плотине.
Александр положил балалайку и до утра просидел в избушке, все прислушивался, ждал: не придет ли?
Нет, вода гремит на плотине.
Вернулся Александр домой, думает:
«Возьму молотья на две ночи, доберусь, так не выпущу».
А отец и говорит:
— Что ты, милый сын, не женишься, пора бы.
— А вот дайте, невесту выберу.
— Где же, сынок, выбирать-то будешь?
— Да у нас же, на мельнице.
Ничего старик не сказал: балагур и смехун Александр, на всю деревню славился.
К ночи пошел Александр на мельницу, засыпал восемь мер молотья, да в избушку и опять за балалайку.
И в полночь опять ровно бы ветром, — и заходила изба.
Настасья плясала еще пуще, еще краше.
Александр положил балалайку, привстал: ну, сейчас так и схватит. А она у него из-под рук — и нет никого.
Ночь — ой, какая это долгая ночь! — шум, гремит вода на плотине.
— Ну, ладно ж, теперь не уйдешь.
И решил Александр: очень-то не разбавляться, а как явится, так прямо и хватать.
На третью ночь так и сделал.
В полночь на звон балалайки появилась Настасья, зашла в середку, он балалайку об пол, тут и попалась.
— Ну, никому не отдам. А она:
— Умел схватить, умей и замуж взять.
— А где ты живешь?
— Ты скажи своему отцу: я нашел себе на мельнице невесту.