Игорь Игоревич резко выдохнул и вдруг почувствовал, что ему всё равно. Абсолютно всё – всё равно! Он одним движением отключил от питания компьютерную сеть, и изображение Юлии Дергач исчезло со всех мониторов одновременно.

– Это вы зря! – раздался в полной тишине голос Ткачева.

– Урок окончен, – не отвечая Руслану, сказал историк. – Вы свободны.

– А тестирование-то когда будет? – глухо спросила Рогозина.

– Я подумаю над этим вопросом, Тамара, – ответил Игорь Игоревич и добавил: – Идите домой. Я же знаю, что сегодня мой урок у вас последний.

11-й «А» еще какое-то время был недвижим и безмолвен. Потом со своего места поднялась Рогозина и сказала:

– Ну что ж... До свидания, Игорь Игоревич... Пошли, ребята!

Вслед за Тамарой со своих мест стали подниматься и остальные. Почти каждый попрощался с историком лично. Никогда еще этот кабинет не слышал столько раз произнесенное:

– До свидания, Игорь Игоревич!

Когда за последним учеником закрылась дверь, «хренов Демократизатор» обхватил голову руками. Лучше бы они продолжали его ненавидеть, чем жалеть! А они всегда его ненавидели, ненавидели! И ведь он знал об этом, но даже в мыслях никогда не пытался облечь это свое знание в словесную форму. Он пытался доказать своим ученикам, что неколебим и непобедим вне зависимости от того, как они к нему относятся. И что ему абсолютно все равно, как они к нему относятся. И что же вышло? Вышло, что они, несовершеннолетние, победили его, такого умного, интеллигентного и тонкого. Игорь Игоревич взял в руки указку, выточенную руками Дунаевского. На ней вилась надпись: «Простите меня, Игорь Игоревич!»

– Простите и вы меня, Дунаевский, – пробормотал историк и сломал указку о колено.

После незадавшегося урока истории троица друзей из 11-го «А» устроилась в холле соседнего супермаркета, поскольку на улице было очень холодно и промозгло.

– Ну и что станем делать? – Тамара Рогозина, как часто бывало, начала разговор первой.

– А, собственно, почему мы что-то должны делать? – задал свой вопрос Ткачев. – Судя по всему, Демократизатор сам решил дело не раздувать. Похоже, жаловаться не пойдет.

– А если пойдет? – не унималась Тамара.

– Ну, хорошо, допустим, пойдет. И что?

– Как это что? Нас же начнут пытать: кто, да зачем, да почему...

– Тогда надо потребовать от класса, чтобы тот, кто это сделал, до коллективной пытки признался нам во всем. А мы уж сообща выработаем стратегию дальнейшего поведения.

– Ага! Раскатал губу! – усмехнулся Кулешов. – Ты сам-то признался бы в таком?

– Я-то непременно признался бы, – рассмеялся Ткачев. – Такое дело забабахать, и чтобы школа не знала своего героя! Это не по мне! Я был бы готов на публичную порку, если бы сумел взломать Демократизаторов комп!

– А если бы тебя за это исключили из школы? – спросила Тамара.

– Да за что? За то, что урок сорвал? Так это дело обыкновенное! Небольшая выволочка у Валентины в кабинете – вот и все, что грозило бы.

– Ты, Руслик, похоже, забыл, что на всех мониторах алело-переливалось прямое оскорбление учителя истории, – напомнила ему Рогозина.

– Ой, такое уж оскорбление! Игорек прекрасно знает, как его называют. И мне всегда казалось, что кликуха ему почему-то даже льстит.

– Да, но на компах было написано, что он Демократизатор не простой, а хренов!

– Ну и что! Вот, например, Борька Фраер из 9-го «Б» вообще выматерил трудовика, и что? Исключили?

– Да по этому Фраеру давно колония плачет! Он и без исключения скоро допрыгается! Менты за белы ручки куда надо уведут!

Ребята помолчали. Тамара поправила сползшую на лоб шапочку, покусала губы и сказала:

– И все-таки мне интересно, кто это сделал и при чем тут Юлька – Джульетта?

– Так может, Аська права? У Дунаевского куча причин напакостить Демократизатору, – выдвинул предположение Кулешов.

Тамара испытующе на него посмотрела и спросила:

– А скажи-ка мне чистую правду, Кира! Вот если бы ты решил напакостить, скажем, Валерьянке, с которой у тебя напряженные отношения, ты стал бы облеплять ее кабинет моими портретами?

Кулешов громко присвистнул и ответил:

– Ну, Томка! Ты прямо Агата Кристи и Анастасия Каменская в одном лице! Не стал бы Дунаевский подставлять свою любовь! Это точно! Да ни один парень не стал бы! Если он, конечно... мужик!

– Тогда получается, что это не Дунаевский. А если не он, то кто? Мы... – Тамара обвела всю компанию широким жестом, – опять вернулись к тому же самому вопросу.

– Надо искать, кому это выгодно! – Ткачев поднял вверх палец и, улыбаясь, спросил: – Я правильно мыслю, Агата Анастасиевна?

– Дурак, – отмахнулась от него Тамара. – Все сложнее, чем тебе представляется!

– Да ну!

– Не «да ну», а точно. Понимаете, ребята, исполнителей может быть как минимум два! Одному нужно было за что-то отомстить Демократизатору, другому – подставить Дергачиху. Может существовать еще и третий – просто технический исполнитель, хакер то есть...

– Один и тот же человек вполне может ненавидеть Демократизатора с Юлькой и одновременно быть хакером, – не согласился Ткачев.