Она – изгнанница, которая не помнит даже своего имени. Там, куда она попала, ее считают наследной принцессой Хелит, владетельницей замка и будущей женой Верховного Короля.
Он – сын грозного правителя Финигаса. Его зовут Мэй. На нем клеймо отступника и злодея.
Когда-то ради спасения близких он вымолил у богов силу и мощь на поле брани, пожертвовав собственными чувствами и утратив способность любить. Но встреча с женщиной из другого мира круто изменила его жизнь. В его испепеленной душе зажглась истинная любовь, ради которой он готов на все – разгромить бесчисленное войско неприятеля, выйти на бой с колдунами, терпеть лишения и боль и даже добиться ненавистной короны Верховного Короля, лишь бы Хелит была счастлива. Но суждено ли стать счастливым ему самому?
Посвящается лучшему из сыновей
Часть I
Глава 1
Две весны
Весеннее половодье окончательно размыло Тощую Гать, бурный поток разметал подгнившие за зиму бревна по всему руслу Бэннол, и каждый, кто пытался идти вброд без предварительной разведки, рисковал переломать ноги лошади. Обольщаться кажущейся мелководностью речки не стоило даже в самые засушливые годы. В глубине её мутных и быстрых вод таились глубокие ямы, илистые берега покрывала липкая густая грязь, а в подводных норах жили ядовитые змееглавые рыбы.
Были времена, когда нэсс почитали своенравную Бэннол богиней и задабривали её жертвоприношениями. В том числе, и человеческими. Хитрая речка жертвы неизменно принимала, но внимать смертным, а тем более, слушаться, не торопилась. Дэй'ном [1] , знай себе, злословили относительно глупых выдумок нэсс. Особенно, когда сбрасывали трупы убитых пленников-нэсс в воду. Практичные ангай пытались строить плотины ниже по течению, да только ничего у них не вышло. Бэннол неизменно подтачивала раствор и, вырываясь на свободу, обрушивала на поработителей всю свою ярость и силу.
1
дэй'ном — самоназвание народа Полночных. Иначе — Люди Ночи, Дети Кошмаров.
Хелит не тяготилась вынужденным ожиданием, пока воины найдут подходящий брод. Наоборот, появился лишний повод спешиться, размять ноги, а заодно как следует осмотреться. На том берегу лежали пограничные земли, которые держал Рыжий Мэй. Да, да тот самый Мэйтианн'илли — Отступник Мэй, имя, которого в столице предпочитали лишний раз не упоминать. Одних только перечислений его подвигов и безумств хватило бы на несколько дней. И тех, и других, как раз поровну, если разобраться.
«Вот и познакомимся», — подумала Хелит, мысленно воображая встречу. Она немало слышала о Рыжем, и приготовилась к тому, что лишь десятая часть молвы окажется правдой. Так всегда бывает…
Что-то плыло вниз по реке. Хелит присмотрелась внимательнее и с ужасом узнала в темной куче мокрого тряпья темно-зеленый плащ Зимтара. Из его спины торчали две желтопёрые стрелы.
— Засада! — успел закричать юный Хиани, прежде, чем выскочивший из лесу чернобородый нэсс снес мальчишке голову одним ударом меча.
Нэсс оказалось вдвое, нет втрое, больше, чем униэн. Не уменьем, а числом одолели они путешественников, сами не считаясь с потерями. Никого не пощадили и не брать пленников тоже не стали.
— Бегите! Бегите, моя госпожа! — крикнул Милтой, пытаясь собственной жизнью откупить у врагов небольшую фору во времени, потребную девушке для бегства.
Видя, что осталась одна, Хелит бросилась в сторону зарослей илги, но камень, пущенный из пращи кем-то из нэсс, угодил ей прямо в затылок. На землю она упала уже бездыханной.
— Проверь! — приказал атаман.
— Мертвее не бывает, — заверил пращник, переворачивая покойницу на спину. — А еще говорят, униенки все как одна красавицы.
— Не твоего ума дело! — прорычал атаман и наградил меткого молодца увесистой затрещиной. — Наше дело — сторона. Ни тебе, ни мне её в гроб не класть.
— Униэне своих мертвецов сжигают…
— Шибко ты умный, Харс, как я погляжу.
Гневный взор командира не сулил парню ничего доброго.
— Дык, я… — перепугался тот.
— Сматываемся отсюдова, умник. Покедова Рыжий нас за задницы не ухватил.
Помянув всуе имя приграничного владетеля атаман сам испугался, по быстрому сотворил двойной знак отвращения зла, и не дав своим людям как следует помародерствовать на трупах униэн, приказал возвращаться. Оно и понятно. Настигни их за разбоем Рыжий — мало никому не покажется. В его руки лучше не попадаться.
Дожить до весны… Дожила… Лес за окном подернулся нежно-зеленой дымкой. Еще день-два — и брызнет юная листва, возвещая приход такой долгожданной весны.
— Сейчас вы досчитаете до 10 и уснете. Начинайте считать.
— Раз, два, три…
Врут они все, гиппократы хреновы, насчет наркоза. Боль чувствуется, еще и какая, только сделать ты ничего не можешь. Ни закричать, ни шевельнуться. А боль все равно остается. И к ней невозможно привыкнуть. Если операция ничего не даст, будет обидно. Столько выдержать, столько перенести. Начиная от наигранно-сочувственных слов врача: «Я очень сожалею, но у вас рак», — и заканчивая самым последним уколом в вену. Только не говорите, что я сдалась. Я боролась, я честно боролась. Операция, «химия», и снова операция. В таких случаях принято говорить — не ради себя, а ради детей. Но, если быть до конца честной, то все-таки, прежде всего, ради себя. Лежа на операционном столе во второй раз лучше не врать себе. Неприлично это как-то, согласитесь.
«Ай-ай! Такая молодая и рак!», — шепотом повторяли за спиной родственники.
Черт бы вас побрал, жалельщики! Мне только сорок, я еще и не жила толком! Не видела китов, не бродила по Лувру, не поднималась на Эмпайр Стейт Билдинг, и в Риме не побывала. Господи, я ничего не успела! А за окном весна…, а я умираю… Обидно.
Если выживу, Сашка меня бросит. Иначе не ходил бы вокруг да около с глазами побитой собаки. Я ж всегда знала, что он — слабак. С того самого дня, когда у новорожденного Игорька обнаружили кровоизлияния в мозгу. Тут и до ДЦП недалеко было. А любимый муж засобирался драпать. И верно, кому ж нужен больной ребенок? Тогда обошлось, но эти три дня, когда Саша не показывался в роддоме, я запомнила навсегда. Простить простила, но забыть… Не получается забыть. Таково видимо свойство любого предательства. Воспоминание о нем омрачит самый яркий день и испортит самый радостный праздник.