Он, кажется, даже поспал немножко, потому что, когда встряхнулся, вода немножко остыла. Дан вымылся от души – ни в одном постоялом дворе такой роскоши не было, так, тазик и кувшин – и в полотенце отправился в комнату. Жалко, здесь фенов не изобрели, подумал Дан, остервенело вытирая голову; длинные волосы сохли заметно дольше коротких.

Бросив полотенце, он жутко покраснел и поспешно прикрылся, потому что увидел женщину, которая с поклоном положила на кровать стопку одежды, словно и не замечая его наготы. Дан одевался, продолжая пламенеть, а вот женщина, что интересно, вовсе не смутилась, будто он был в глухом комбинезоне. А она терпеливо ждала, потом усадила его на стул и быстро-быстро привела в порядок волосы.

– У вас красивые волосы, господин, – сообщила она, – и послушные, одно удовольствие причесывать. Его милость ждет вас в столовой. Я провожу.

Дан глянул в зеркало. Мама бы не сразу узнала. Куда, интересно, девался Данила, которого можно было смело называть смазливым или хорошеньким? Раз годился на рекламный плакат… Этот, в зеркале, был какой угодно, но не смазливый. хотя и блондинистость оставалась на месте, и кудрявость, и синие глаза… Нет. Этот был мужчина. Дан приосанился, хмыкнул и подумал, что краснеть, наверное, не имело смысла, раз его наготы даже и не заметили. А комната была не серая, а жемчужная. Некий переход от белого к небелому. А ковер на полу (просто фантастических размеров), шторы на окнах и покрывало на кровати – этакого стального оттенка. С серостью в смысле серятиной, в общем, никаких ассоциаций.

Ванна сняла часть усталости, но не всю. Дан отметил, что его отражение похудело, хотя толщиной не отличалось и раньше, лицо стало уже, хотя щеки вовсе не ввалились. Наверное, просто обветрело и загорело. Да и черная одежда придавала ему суровости и мужественности. Дан хмыкнул. Ну да. Достаточно напялить черные штаны и черную куртку, загореть и обрасти, чтоб из офисного юноши превратиться в мужчину. Эх, меча не хватает… Но это было бы уж вовсе глупо: являться к столу в доме хозяина, обвешавшись оружием…

– Как тебе твоя комната, Дан? Если хочешь что-то изменить, скажи.

– Я ее не рассматривал. Нормальная комната, милорд. Главное, с ванной.

В столовой (метров двадцать в длину и десять в ширину) они были не одни. У окна стоял стройный мужчина, то ли в черном, то ли просто казавшийся черным на фоне заоконной яркой синевы.

– Вы знакомы, если не ошибаюсь?

Фигура отделилась от окна и приблизилась, и по мере приближения у нее проявились серебряные волосы и светло-зеленые глаза.

– Алир! – обрадовался Дан. – Каким ветром?

Эльф чуть улыбнулся, довольно выразительно посмотрел на хозяина и чуть приподнял рукав черной куртки. Так. Количество собственности увеличилось еще на одну голову.

– А что, вы и эльфа можете заграбастать в собственность, милорд?

– Могу. А что?

Аль улыбался. Неужели и эльфы, такие независимые и высокомерные, если слушать Гая и вспоминать самого Алира, почитают за счастье быть перчаткой властителя?

– Я рад тебя видеть, Дан.

– И я рад. Рука, смотрю, не зажила?

Аль пожал плечами.

– Не совсем. Ну что делать. Зато живой.

Они держались скованно, и ладно бы только Дан, но ведь и Алир, уж никак не страдавший застенчивостью. Обоим мешало присутствие хозяина. А тот без всякого стеснения рассматривал их обоих и явно наслаждался именно этой их дурацкой зажатостью. Дан без особого успеха постарался преодолеть неловкость.

– Давно ты здесь?

– Давно, – неопределенно ответил эльф, – с месяц… нет, пожалуй, побольше. Так вот…

– Ладно, – смилостивился хозяин, – успеете еще наговориться. Теперь вы, хотите или нет, будете вместе. Дан ксенофобией не страдает, а вот эльфу придется терпеть человека.

– Он спас мне жизнь, – холодно ответил Алир. – Вы полагаете, что я настолько неблагодарен, чтоб страдать ксенофобией по отношению к Дану?

– Не исключено. Я достаточно хорошо знаю эльфов, чтобы удивиться такому раскладу. Дан, ты ведь голоден? Давайте-ка…

Появился еще один в черном, нашептал чего-то на ухо хозяину, и обед был отложен. Нирут потащил их на улицу, на большущую галерею, опоясывающую замок на уровне предпоследнего этажа, и Дан, несмотря на холод и не особенную склонность к дикой природе, залюбовался пейзажем и потому едва не прозевал событие, ради которого его вытащили на мороз в одной куртке. Его заставил оторваться от созерцания красот свист воздуха.

Неподалеку приземлился вампир. Нет. Не может быть. Это было бы просто слишком уж… Как в кино. В сказке. В голливудской сказке, ну совершенно никак не связанной с реальностью. Вампир недолго смотрел на них, потом начал трансформацию. Летел? Днем? Солнечным днем? Гай. Все-таки Гай. Он положил на мозаичный пол галереи дорожный мешок, сделал несколько шагов и вдруг, неожиданно для Дана, опустился на одно колено.

– Ваша милость…

– Родители позволили тебе?

– Они позволили мне сделать выбор самому.