И философ пишет: стоимость товара определяется количеством заключенного в нем труда, или, что то же самое, количеством труда других людей, которое можно на этот товар купить. Но это вовсе не то же самое!

Доктор Смит попал здесь в западню мышления. И не удивительно, что он в нее попал. В самом деле, для случая с нашими тремя парнями его рассуждения были формально правильны. Ведь Питер работал сам на себя, и весь продукт труда, естественно, доставался только ему. Джон действительно мог считать, что он, покупая часы, покупает тем самым 10 дней труда Питера.

Эта логика — как бы ложный ход трудовой теории стоимости. Но вся беда заключалась в том, что этот ход казался Смиту ключом к объяснению более сложных отношений.

Закончив свои наблюдения над судьбами Джона, Питера и Мартина, философ уехал в город и целый год не был в той деревне, где происходит действие.

Возможно, сидя у себя в кабинете, он с новым интересом прочитал такую фразу из Петти, в свое время высказавшего догадку о трудовой природе стоимости:

«Я утверждаю, что именно в этом состоит основа сравнения и сопоставления стоимостей. Но я признаю, что развивающаяся на этой основе надстройка очень разнообразна и сложна».

Когда Смит следующим летом приехал в деревню, он увидел совершенно иную картину, которая дала ему обильную пищу для размышлений.

Часовщик Питер разорился. Его скромная мастерская была описана за долги, у него не осталось никаких орудий, кроме привычных, к труду рук. Уехать из деревни он не мог и стал искать любую работу, чтобы прокормить семью.

Зато ткач Джон разбогател. Его родной брат, которому он много лет назад ссудил немного денег перед отъездом в колонии, вернулся богачом и выплатил долг с процентами.

Джон отлично знал, что держать работника выгодно. И он предложил бедному Питеру работать у него ткачом. Джон купил еще один ткацкий станок, побольше пряжи и посадил Питера за работу. Питер оказался точно таким же средним ткачом, каким был Джон и каким часовщиком был он сам. Иначе говоря, за 10 дней он выткал кусок сукна, который можно было продать за одну унцию золота. Этот кусок был опять-таки продан рудокопу Мартину, которому потребовались еще одни новые штаны (может быть, он решил жениться?).

Доктор Смит со жгучим интересом ждал, сколько же заплатит Джон Питеру за его десятидневный труд. Ответ не заставил себя ждать: пол-унции! Он с пристрастием допросил обоих, чем они руководствовались при такой сделке. Смит был уверен, что каждый из них остался «экономическим человеком» и не мог просто обмануть другого или быть грубо обманутым.

Из не очень внятного ответа Питера доктор понял, что полунции золота — это примерно столько, сколько надо, чтобы прокормить в течение десяти дней себя, жену и детей и что-то сберечь на одежонку.

Джон сказал, что он платит Питеру, как все в округе платят работникам, и это считается достаточным и справедливым. Но, кроме того, он объявил, что из унции золота, полученной за кусок сукна, который соткал Питер, он должен часть выделить себе как прибыль на капиталда заплатить лендлорду за аренду земли, на которой он построил свою новую мастерскую.

Доктору Смиту показалось, что он перестал что-либо понимать: как все просто было в прошлом году и как сложно в этом! Как же теперь определялась меновая стоимость куска сукна, сработанного Питером для Джона?

Если бы Смит твердо держался за свое первое прошлогоднее толкование трудовой стоимости, он мог бы удовлетворительно объяснить новую ситуацию примерно так. Стоимость куска сукна по-прежнему определяется вложенным в него трудом, потому-то он и продается за унцию золота. Какая разница, что раньше труд в это сукно вкладывал Джон, а теперь Питер? А вот какая: Питер работает на чужом станке, с чужой пряжей и на чужой земле. Поэтому вся стоимость продукта его труда уже не принадлежит ему: из нее делаются два вычета — прибыль капиталиста Джона и рента неведомого лендлорда, который живет в Лондоне или Эдинбурге и знать не знает о Джоне и Питере.

Надо сказать, что Смит рассуждал таким образом, и это было плодотворно и глубоко.

Но он не мог удержаться на этой позиции: его преследовала вторая линия прошлогодних рассуждений, его ложный логический ход. Как же так? В прошлом году Джон платил Питеру за продукт его 10-дневного труда, или, что то же самое(?), за сам его 10-дневный труд целый кусок сукна, или одну унцию золота. А в этом году за тот же 10-дневный труд он платит Питеру только пол-унции, то есть полкуска сукна. Где же здесь обмен эквивалентов, которого требует трудовая теория стоимости? Видимо, она годилась для прошлогодней идиллии, но не годится для суровой действительности этого года.