— Позвольте, — Ченцова — самка Муська и Мус. Он ожирел. У нее явные признаки течки: клейкие выделения, опухоль, куньи запахи, половую щель повертывает к его носу. Ее пускают к Хромому и он ее с ненавистью гонит, хотя тут же вскоре покрывает самку Кривой Зуб.

— Индивидуальность самца, вот если бы самка…

— И тоже с самками постоянно…

…Шаляпин и Собинов.

Соболь-исследователь, если видит дырку, влезет, если покажется закоулок — зайдет.

Основание: небоязнь человека, если соболь встретится в лесу, то не убежит.

Подбор лучших индивидуальностей.

Где солнечное пятно — там соболь.

27 Июля. На днях приходил Якут, говорил, что в эти дни чуть-чуть не лег под поезд. «Мне что, — говорил он, — ведь я в Бога совершенно не верую. — Семинарист, — ответил я, — семинария поставляла кадры безбожников. — А разве вы-то веруете? — спросил он. — Верую или не верую? — сказал я, — к сожалению, не могу ответить на постоянное: то верую, то не верую; в прежнее время, когда все носились с богоискательством, я сказал бы «пожалуй, не верую», а теперь во время гонений отвечу: «верую, Господи, помоги моему неверию» {124} .

28 Июля. Завтра в Москве:

1) Федерация: а) местком, б) бумага

2) Сдача рукописи

3) Поиски бумаги

4) Патроны 38, щетка 38.

5) Фото: гипос, арист<атипная> б<умага>.

6) Бальзак и проч. литература.

Сегодня:

1) Телеграмма Фадееву и о бекасах в союзе. Письмо Разумнику.

2) Подготовка материалов для книги «Очерк».

3) Снаряжение, патроны.

Беседовал с Б<остремом>. Главное: мы, как писатели, поэты и художники не являемся, как раньше думали, «избранниками», будто бы мы живем, а внизу где-то прозябают (обыватели). Нет! мы ничем не отличаемся от других, если их дело является творчеством жизни… Так мы говорили, а между тем нового в этом для меня нет ничего: я так и писал…

Хитрость есть низшее свойство ума и высшее свойство глупости.

Хитрость находится сзади ума: это зад. А у глупости хитрость это мощь.

Назовите хотя бы один роман нашего времени, начиная читать который, не приходилось бы преодолевать некоторой неловкости, а часто и стыда за автора: «Зачем он заводит, думаешь, свою игрушку в то время, когда нам всем не до игры и вообще не дети мы, чтобы обманывать нас какой-то «фабулой» или попросту сказкой».

Романов таких, если только в них с самого начала не вплетено что-нибудь философское вроде как у Белого, такого, для чего собственно движется, скрипит и визжит избитая телега, нет таких романов. Расчитаешься — ничего. И есть читатели, и долго, долго они будут рождаться и жить такие невзыскательные и наивные; они берут в руки роман не для того, чтобы творить возможные пути жизни или образцы вслед за автором, а только чтобы отдохнуть, забыться и потом бросить «книжонку». Читателю просто, но как писателю делать роман, если необходимая наивность для этого дела кончилась. Возьмешь Мериме, Бальзака, Диккенса, Толстого, Достоевского — их читаешь без неловкости, но берешь современного романиста, который строит роман во всех отношениях лучше классиков, и как-то с трудом и неохотой расчитываешься. Это не в дудку тем старикам-читателям, которые могут признавать только памятники своей эпохи. Нет, я больше думаю о самом писании, чем чтении, читать-то можно, а вот как писать роман, если форма его для нас теперь как гнездо, из которого птицы улетели и не вернулись. Отчего бы не поцеловать руку милой даме? Но если никогда не целовал и, только глядя на других воспитанных джентльменов, почувствовал надобность тоже не ударить в грязь лицом, то, как ни старайся, выйдет смешно и ненужно. Нет, если не воспитан в условности, то и не надо воспитываться, тем более, что и время этой формы жизни прошло.

Так прошло время романа, и молодежь прямая, нелживая, теперь свою поэзию передает нам стихами, а прозу (тоже поэзию), очерками. Я смотрю на современный роман, как на дань прошлому времени. Взять самых читаемых и даровитых современных романистов <зачеркнуто:Пильняк и Лидин>, — как хорошо они пишут! Когда тот же самый <зачеркнуто:Лидин и Пильняк> изредка напечатают свои фельетоны в «Известиях», то это читаешь по-настоящему, не расчитываясь, без неловкости, напротив, с восхищением и радостью, и чувствуешь Париж вместе <зачеркнуто:с Лидиным> и Японию <зачеркнуто:с Пильняком>, это все у них взаправду, а роман их — это талантливая дань прошлому в лице невзыскательных читателей-мещан всего мира, которые жаждут жизни…

30 Июля. Вчера в Москве старо-революционная еврейка рассказывала, какая ненависть в Украине к русским. «Нет, — говорила она, — нам эта власть лучше всех: я видела в Киеве много разных властей, все приходят, чтобы грабить». После того она рассказывала, что в отношении продовольствия Москва на последнем месте. «Чем же это кончится? — Подвезут, — ответила она, — лет пятнадцать еще так будет, а дети теперь уже туберкулезные».

В вагоне старуха из благородных в старомодной шляпке отодвинула мешки и села к окну. Пришел рабочий, хозяин места, и принялся ее ругать, да как! вступилась одна женщина: «Ну, раз сказал, не ругаться же час!» — так на эту женщину весь вагон накинулся за то, что она до сих пор находится в «их» услужении. Вот! конечно, каждый из них ругает современную голодную жизнь, а когда основного коснется, социального самолюбия, все за революцию. Этим и держится власть: массы не идут против, чтобы не упустить революцию.