Шрифт:
Грудям мадам Пелльтан и ее животику позавидовала бы и Даная, за ночь с которой Зевс расплатился золотым дождем[61].
«Столько женских животиков и грудей, сколько мне пришлось увидеть за последние три дня я, считая материнскую, не видел за всю прожитую жизнь. Еще несколько таких демонстраций, и я побегу через горные перевалы подписываться на «Плейбой», причем на несколько лет вперед», - иронично подумал Пуаро, пытаясь оторвать взгляд от пупка мадам Пелльтан, призывно таившегося в мягчайшем женском жирке.
Оторвать взгляд от пупка мадам Пелльтан ему помог взгляд мадам Пелльтан, ставший чересчур снисходительным, и потому уловленный периферическим зрением маэстро сыска. А также две надписи. Одна - «вместе» под грудью, другая, - «Николь» - под животиком. Увидев их, Пуаро вспомнил татуировки Катэра. Они - садовника и Николи, совпали как две половинки одной банкноты.
«До гроба вместе
Франсуа и Николь»
– А цифра «один»? Где он ее поставил?
– спросил Пуаро, догадываясь, чем ему ответят.
Глаза мадам Пелльтан загорелись бесовским блеском. Поднявшись с дивана, она изобразила пару па канкана, то есть повернулась к мужчинам спиной и круто согнулась, одновременно высоко подняв рукой полу пеньюара.
Сначала Пуаро увидел жирную единицу, аккуратно вытатуированную на левой ягодице женщины, а потом уж зад целиком. Весь он был исколот иглой.
– Попа, несомненно, мировое достояние, - подумал он, чувствуя себя законным акционером последнего. И заключил, обращаясь к мировому достоянию:
– С вами все ясно. И потому предлагаю вернуться к кукле Шлехти.
– Хотите еще раз ее осмотреть?
– оживился Гастингс.
– Нет. Я хочу услышать от мадмуазель Люсьен, как все произошло. Значит, когда «кровь» приготовилась, вы пошли наверх поиграть в Потрошителя...
– Да. Подойдя к парадной двери, обнаружила, что она открыта. Осторожно поднявшись в фойе, увидела его, - указала подбородком на Гастингса.
– Он сладко спал на диване. Естественно, присутствие постороннего меня озадачило, я задумалась, что делать. И сразу вспомнила о пульверизаторе, который, недавно прогуливаясь, нашла у «Трех Дубов». Он так приятно пах, что, принеся его сюда, я не удержалась и прыснула себе в лицо...
– И, не упав еще на пол, заснула, - покивал Гастингс. Затем посмотрел Пуаро в глаза и сказал:
– Я вспомнил, где я слышал этот запах, и слышал неоднократно.
– Где?
– взгляд Пуаро сделался металлическим.
– В кабинете лекарственного электрофореза. Этим веществом профессор Перен усыпляет пациентов, чтобы усилить действие процедуры или гипноза.
– И этим же веществом, судя по всему, пользуется Потрошитель, - посмотрел Пуаро на Люсьен.
– Я не Потрошитель, - сказала та, - я просто играла в него с куклой Шлехти.
– Вы понимаете, милая девушка, что ваше деяние в виде насильственного усыпления гражданина Франции подпадает под вполне определенную статью уголовного кодекса?
– спросил Пуаро, сделавшись воплощением благожелательности.
– Пусть подпадает. Я - психически больна, и мне все можно.
– Психически больных с такими мыслями облачают в смирительные рубашки. Кстати, кто из вас написал письмо?
– Какое письмо?
– удивилась мадам Пелльтан.
– Вот это, - показал Гастингс письмо, извлеченное им из-под головы распятой куклы. Оно подписано Джеком Потрошителем. В нем содержаться сведения, которыми мог располагать лишь преступник.
– Я писать не умею, - широко улыбнулась Люсьен.
– А что касается мамы, скажите, сколько в нем ошибок?
– Ни одной, кажется - просмотрел письмо Гастингс.
– Значит, писала не она.
– В таком случае нам придется обратиться к профессору, - сказал Пуаро.
– Он уж определит, кто это писал.
– Не надо к нему обращаться, - махнула рукой девочка.
– Это Клодель написал. По моей просьбе. Он любит писать письма, - последнюю фразу выговорила многозначительно.
– Леон Клодель из третьего номера?..
– опешил Гастингс.
– Да. Мы с ним дружим. Он часто рассказывает мне страшные истории...
– Случившиеся с Карин Жарис, Эжен и Пьером Пелегри?
– Пуаро был заинтригован. Клодель любит писать письма…
– В том числе...
– посмотрела девушка насмешливо.
– А я могу с ним поговорить?
– Нет.
– Почему?
– Он не любит мужчин, повсюду сующих свой нос. И к тому же...
– Она смеется над вами, вы что не понимаете?!
– перебила дочь мадам Пелльтан.
– И вообще, вам не кажется, что визит ваш несколько затянулся?