Шрифт:
— Ты это говорил.
Его и позабавил, и обрадовал вспыхнувший на ее щеках румянец.
— Ты тогда улыбался, — сказала она.
— Так ты поэтому вернулась на свою узкую неудобную кровать? Потому что я улыбнулся? Я был восхищен и очарован. Почему же мне не улыбаться? Удивляюсь, что я джигу не отплясывал.
Она снова, казалось, изумилась.
Дуглас сосредоточился на ее руках, а когда поднял глаза, увидел, что она смотрит на него.
Воздух замер, стояла летняя тишина, как будто сама природа ждала. Даже кузнечики замолчали.
Он повернул ее руку и расстегивал пуговки на перчатке. Один за другим он высвободил ее пальцы из шелка, потом бросил перчатку на одеяло. Теперь их руки соприкасались. Ее рука была горячее, чем у него, будто скрытое пламя бушевало в ее теле, только так выражая свою тайну.
— Возможно, это несправедливо, — сказал он. — Ты, дочь благопристойного и добродетельного герцога, связалась с авантюристом.
— У нас не любовная связь, — сказала она. — Мы женаты.
— Пока мы физически не осуществим брачный союз, леди Сара, это лишь флирт.
— И как только мы осуществим союз, ты будешь относиться ко мне с соблюдением правил этикета, как я привыкла ожидать от мужчин?
Подняв голову, он посмотрел ей в глаза:
— Ты хочешь сказать, что я перестану смущать тебя? И больше никогда не буду говорить о твоей груди? О твоей нежной коже?
— Я действительно хочу, чтобы ты ничего подобного не говорил.
— Возможно, как только мы ляжем вместе, леди Сара, я буду говорить о другом…
— Ты не слышал, что я сказала? — спросила Сара.
Дуглас наклонился к ней:
— Пойми. Ты вольна сказать мне, что пожелаешь. Я столь же свободен игнорировать это.
Медленно она высвободила руку и сосредоточенно посмотрела вниз.
Дуглас приподнял ее за подбородок.
— Думаю, нам нужно вместо флирта завести любовную интригу, леди Сара, — сказал он. — И если дело дальше прикосновений не зайдет, пусть будет так.
Она отвела взгляд, потом снова посмотрела на Дугласа. Он почувствовал, что она дрожит, и ему захотелось притянуть ее в свои объятия и согреть. Он тихо прошептал бы ей слова утешения и освободил бы ее от страха…
Дуглас потянулся за сыром и фляжкой пива и улыбнулся Саре, не удивляясь, что она отвела глаза вместо того, чтобы улыбнуться в ответ.
— Расскажи мне о своем деде.
Она наполнила свою тарелку, потом наконец ответила:
— Я о нем ничего не знаю. Его зовут Доналд Туллох. Туллох — распространенная шотландская фамилия?
— В окрестностях Перта — да, — сказал Дуглас. — Между твоей матерью и ее родителями была сильная антипатия?
— Я не уверена, что это была антипатия, — призналась Сара. — Иногда мне кажется, что мама очень грустила из-за разлада. Она никогда об этом не упоминала, но не раз говорила, что и два человека могут составить семью, что она и я такая же семья, как любая большая.
— Вполне возможно, что дедушка не захочет тебя видеть. Ты хоть уверена, что он жив?
— Месяц назад был жив. Мой поверенный навел справки.
— Ты знала, что до этого может дойти?
— Меня больше волновало, что отец сошлет мою мать в Шотландию. Я не знала, куда мы отправимся, поэтому хотела гарантировать, что дед примет нас.
— Он знает, что ты едешь?
Она покачала головой:
— Нет, я не поддерживала связь с ним и попросила поверенного не сообщать о моем интересе. Но насколько он понял, мой дед жив и по-прежнему глава семьи.
Сара затихла. Жалела ли она, что Морна Херридж оказалась не такой долгожительницей, как ее отец?
— И ты ничего не знаешь о нем и о Килмарине?
Она снова покачала головой.
— А ты?
— Килмарин для жителей Перта все равно, что Букингемский дворец для лондонцев. Некоторые его части поразительно уродливы, другие красивы, это памятник тому, что может сотворить человек.
— Моя мать никогда не говорила об этом. За все годы она вообще редко упоминала Шотландию. Как будто закрыла дверь в ту часть ее жизни.
Дуглас молчал. Что он мог сказать? Иногда, чтобы выжить, нужно отгородиться от своего прошлого.
— А ты кого-нибудь хочешь увидеть в Перте?
— Если бы хотел, давно вернулся бы.
— И ты никого не хотел бы снова увидеть?
— Выуживаете информацию, леди Сара? — улыбнулся он. — Когда я покинул Шотландию, я был слишком молод, чтобы разбить много сердец.
— Но некоторые разбил. — Это был не столько вопрос, сколько комментарий.
— Я должен прикидываться, что столь же целомудрен, как в день появления на свет?